В статьях В гостевой В вопросах и ответах В остальных разделах
В разделе
Календарь
29
марта, пт
16 марта по старому стилю

Посмотреть события этого дня

Классики о русском характере

Читать полную версию этой статьи

Н. А. Бердяев и Н. О. Лосский .
Оба мыслителя, будучи религиозной ориентации, на первое место ставили религиозность русского человека, которую считали внутренне ему присущей и из которой закономерно вытекали все частные нравственные свойства русской души, прежде всего перманентное — постоянное и непрерывное — искание абсолютного добра.

Выдающийся русский философ Николай Александрович Бердяев (1874–1948) в качестве общих основных признаков русского характера отмечал его противоречивость (двойственность, антиномичность) и ярко выраженную аполитичность, негосударственность русского народа. Именно первый из этих признаков обусловливает сложность понимания особенностей русской души и именно в понимании этой противоречивости находится разгадка загадки русской души.
Бердяев однозначно говорит: «Подойти к разгадке тайны, скрытой в душе России, можно, сразу же признав антиномичность России, жуткую её противоречивость». Противоречивость — и это главное — ведёт к тому, что Россия живёт «неорганической жизнью», в ней отсутствует целостность и единство.
В этой же связи Бердяев замечает: «Чужд русскому народу империализм в западном и буржуазном смысле слова, но он покорно отдавал свои силы на создание империализма, в котором сердце его не было заинтересовано. Здесь скрыта тайна русской истории и русской души. Никакая философия истории, славянофильская или западническая, не разгадала ещё, почему самый безгосударственный народ создал такую огромную и могущественную государственность, почему самый анархический народ так покорен бюрократии, почему свободный духом народ как будто бы не хочет свободной жизни? Эта тайна связана с особенным соотношением женственного и мужественного начала в русском народном характере. Та же антиномичность проходит через всё русское бытие»

По поводу второго основного признака русского характера Бердяев говорит: «Россия — самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире. И русский народ — самый аполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю…»
. И в то же время, по Бердяеву: «Россия — самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; всё в России превращается в орудие политики.Русский народ создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю. С Ивана Калиты последовательно и упорно собиралась Россия и достигла размеров, потрясающих воображение всех народов мира.Силы народа, о котором не без основания думают, что он устремлён к внутренней духовной жизни, отдаются колоссу государственности, превращающему всё в своё орудие»  Впрочем, в процитированном нет противоречия по существу, ибо в первом случае имеется в виду механика управления (и в этом отношении — всё верно: мы никогда не стремились к качественному управлению страной, призывая для этого дела разного рода иностранцев, в начальный период становления русского государства — варягов, в петровскую и послепетровскую эпоху — всяких «немцев»), а во втором — реальная практика создания государства, которая характеризовалась успешной экспансией в разные стороны света, прежде всего — на восток.

Важнейшее свойство характера русского народа — терпимость к инородцам, что Бердяев отмечает следующими словами: «Россия — самая не шовинистическая страна в мире. Национализм у нас всегда производит впечатление чего-то нерусского, наносного, какой-то неметчины. Немцы, англичане, французы — шовинисты и националисты в массе, они полны национальной самоуверенности и самодовольства.
Русские почти стыдятся того, что они русские; им чужда национальная гордость и часто даже — увы! — чуждо национальное достоинство.
Русскому народу совсем не свойственен агрессивный национализм, наклонности насильственной русификации.
Русский не выдвигается, не выставляется, не презирает других.
В русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность, неведомая западным народам.
Русская интеллигенция всегда с отвращением относилась к национализму и гнушалась им, как нечистью… Национален в России именно её сверхнационализм, её свобода от национализма; в этом самобытна Россия и не похожа ни на одну страну мира. Россия призвана быть освободительницей народов. Эта миссия заложена в её особенном духе»

Русский народ плохо поддаётся политической организации.
Это происходит по причине того, что «Россия — страна безграничной свободы духа, страна странничества и искания Божьей правды. Россия — самая не буржуазная страна в мире; в ней нет того крепкого мещанства, которое так отталкивает и отвращает русских на Западе» .
И в то же время: «Россию почти невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела, так инертна, так ленива, так погружена в материю, так покорно мирится со своей жизнью.
Все наши сословия, наши почвенные слои: дворянство, купечество, крестьянство, духовенство, чиновничество, — все не хотят и не любят восхождения; все предпочитают оставаться в низинах, на равнине, быть «как все»
. Такого рода свойство русского человека приводит к тому, что в нашей стране до сих пор отсутствуют хорошо развитые политические институты, которые создавали бы эффективно функционирующее гражданское общество. Впрочем, отдельные элементы гражданского общества, хоть и с большим трудом, очень медленно, но начали зарождаться в России в последние годы царского правления, то есть в эпоху конституционной монархии, но всё это было полностью загублено большевистским переворотом, в результате которого бразды правления в стране взяла политическая элита, в то время как основная масса населения оставалась сугубо индифферентной в части проявления социальной инициативы (что отражено в хорошо известном правиле советского человека, а именно: «не высовываться»).

Бердяев отмечает в качестве негативной черты русского характера его чрезмерное самомнение, в связи с чем говорит, что Россия — это «страна, почитающая себя единственной призванной и отвергающая всю Европу, как гниль и исчадие дьявола, обречённое на гибель. Обратной стороной русского смирения является необычайное русское самомнение. Самый смиренный и есть самый великий, самый могущественный, единственный призванный. «Русское» и есть праведное, доброе, истинное, божественное. Россия — «святая Русь». Россия грешна, но и в грехе своём она остаётся святой страной — страной святых, живущих идеалами святости… Россия почитает себя не только самой христианской, но и единственной христианской страной в мире… Церковный национализм — характерное русское явление. Им насквозь пропитано наше старообрядчество». Однако к этому мнению выдающегося философа следует подходить с осторожностью, имя в виду, что в данном случае имеет место тонкая грань между действительно чрезмерным самомнением, что не есть хорошо, и возможной недооценкой своей национальной роли в формировании мировой системы нравственных отношений, что вполне соответствует духовной потенции православного русского народа.

Бердяев говорит, что «Россия — фантастическая страна духовного опьянения, страна хлыстов, самосожигателей, духоборов, страна Кондратия Селиванова (основатель скопческой секты, существовавшей во второй половине XVIII столетия в Орловской губернии — В. Н.) и Григория Распутина, страна самозванцев и пугачёвщины. Русской душе не сидится на месте, это не мещанская душа, не местная душа. В России, в душе народной есть какое-то бесконечное искание, искание невидимого града Китежа, незримого дома. Перед русской душой открываются дали, и нет очерченного горизонта перед духовными её очами. Русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, божественной правды и спасения для всего мира и всеобщего воскресения к новой жизни. Она вечно печалуется о горе и страдании народа и всего мира, и мука её не знает утоления. Душа эта поглощена решением конечных, проклятых вопросов о смысле жизни. Есть мятежность, непокорность в русской душе, неутолимость и неудовлетворённость ничем временным, относительным и условным. Все дальше и дальше должно идти, к концу, к пределу, к выходу из этого «мира», из этой земли, из всего местного, мещанского, прикреплённого… Героически настроенная интеллигенция шла на смерть во имя материалистических идей. Это странное противоречие будет понято, если увидеть, что под материалистическим обличием она стремилась к абсолютному. Славянский бунт — пламенная, огненная стихия, неведомая другим расам» [там же, сс. 9–10]. Отмеченные гениальным философом свойства русского характера, думается, не могли не привести к идее русского космизма и также вполне закономерно была подхвачена русскими рождённая в вольнодумной Франции такая же «сумасбродная» — трудно пока понимаемая — идея солидаризма.

Наиболее глубоко рассматриваемую тему Николай Онуфриевич Лосский (1870–1965) развил в своей книге «Характер русского народа», впервые опубликованной во Франкфурте-на-Майне в Издательстве НТС «Посев» в 1957 г., переизданной в Москве Издательством «Ключ» в 1990 г., а затем в качестве статьи с этим же названием — в журнале «Вопросы философии» в 1996 г. (№ 4), откуда и цитируется. Этот философ подчёркивает, что русская идея есть христианская идея, а потому и характер русского человека как христианина формируется под влиянием православной морали, ориентированной на поиск и несение добра, любви и правды, «на первом плане в ней — любовь к страдающим, жалость, внимание к индивидуальной личности…» [см. названный источник, с. 41]. В этой связи Н. О. Лосский отмечает исключительную роль религиозных подвижников — монастырских «старцев», к которым люди шли для поучения, утешения и благословения, в поиске ответов на многие жизненные вопросы, как самые простые — материальные, бытовые-семейные, так и возвышенные — нравственно-духовные, в том числе о смысле своего существования, о Царствии небесном, о значении церковных праздников и о прочих премудростях.

В числе особо ценных свойств русского человека философ отмечает чуткое восприятие чужих душевных состояний, из которого вытекает живое общение даже малознакомых людей друг с другом. По этому поводу он пишет: «У русского народа высоко развито индивидуальное личное и семейное общение. В России нет чрезмерной замены индивидуальных отношений социальными, нет личного и семейного изоляционизма. Поэтому даже иностранец, попав в Россию, чувствует: «здесь я не одинок» (конечно, я говорю о нормальной России, а не о жизни при большевистском режиме). Пожалуй, именно эти свойства есть главный источник признания обаятельности русского народа, столь часто высказываемого иностранцами, хорошо знающими Россию» [там же, с. 42].

С отмеченным свойством тесно связан феномен открытости русской души, которым, в свою очередь, обусловлена искренность русского человека. По этому поводу Лосский пишет: ««Жизнь по сердцу» создаёт открытость души русского человека и лёгкость общения с людьми, простоту общения, без условностей, без внешней привитой вежливости, но с теми достоинствами вежливости, которые вытекают из чуткой естественной деликатности» [там же]. Как видно из цитированного, русскому человеку совершенно чуждо повседневное — так сказать, бытовое — лицемерие, наличие маски вежливости (как у тех же американцев, у которых всегда — «рот до ушей», но при этом зачастую — «камень за пазухой», или, если и не камень, то элементарная холодность, сплошное равнодушие). У русского человека всё «на роже» написано. Вот откуда та, почти всеми — и отечественными наблюдателями, и иностранцами — отмечаемая угрюмость советского — да и постсоветского — человека: чему основной массе советских людей, а сегодня большинству россиян, было и есть радоваться-то?

К числу первичных основных свойств русского народа, как считает Лосский, принадлежит могучая сила воли, производной которой является страсть как сочетание сильного чувства и напряжения воли, направленная на любимую или ненавидимую ценность. Естественно, чем выше ценность, тем более сильные чувства и энергичную активность вызывает она у людей, обладающих сильной волей. Отсюда понятна страстность русских людей, проявляемая в политической жизни, и ещё большая страстность в жизни религиозной. Максимализм, экстремизм и фанатическая нетерпимость суть порождения этой страстности. В качестве примера, подтверждающего наличие у русских людей последнего свойства, профессор напоминает факт самосожжения многих тысяч старообрядцев во времена реформаций патриарха Никона, наиболее известным среди которых был протопоп Аввакум.

Таким же было, по мнению Лосского, и русское революционное движение, которое также изобилует примерами политической страстности и могучей силы воли. Начиная с народовольцев, которые были одержимы в своей идее о необходимости установления в обществе социальной справедливости — создания на земле Царства Божьего, но без Бога (!?), и заканчивая большевиками-ленинцами. По поводу второго он пишет: «Несгибаемая воля и крайний фанатизм Ленина вместе с руководимыми им большевиками, создавшими тоталитарное государство в такой чрезмерной форме, какой не было, и даст Бог, не будет больше на земле» [там же].

При этом Лосский также отмечает, что в русском народе имеет место и противоположное сильной воле и целеустремлённости свойство, а именно всем знакомая «обломовщина», та леность и пассивность, которая превосходно изображена Гончаровым в романе «Обломов». В этом вопросе он солидарен с мнением Н. Добролюбова, который так объясняет природу «обломовщины»: «…Русскому человеку свойственно стремление к абсолютно совершенному царству бытия и вместе с тем чрезмерная чуткость ко всяким недостаткам своей и чужой деятельности. Отсюда возникает охлаждение к начатому делу и отвращение к продолжению его; замысел и общий набросок его часто бывает очень ценен, но неполнота его и потому неизбежные несовершенства отталкивают русского человека, и он ленится продолжать отделку мелочей. Таким образом, обломовщина есть во многих случаях оборотная сторона высоких свойств русского человека — стремления к полному совершенству и чуткости к недостаткам нашей действительности…» [там же].

К числу первичных свойств русского народа, вместе с религиозностью, исканием абсолютного добра и силой воли, Лосский относит любовь к свободе и высшее выражение её — свободу духа. А тот, кто обладает свободой духа, склонен проявлять сомнение во всякой истине и подвергать испытанию всякую ценность, причём, не только мыслью, но даже и на опыте. Вследствие свободного искания правды русским людям бывает трудно столковаться друг с другом. Поэтому в общественной жизни свободолюбие русских выражается в склонности к анархии, в отталкивании от государства. Одна из причин, по убеждению Лосского, почему в России выработалась абсолютная монархия, иногда граничащая с деспотизмом, заключается в том, что трудно управлять народом с анархическими наклонностями, ибо такой народ предъявляет чрезмерные требования к государству [там же].

Все исследователи рассматриваемого вопроса отмечают в качестве непременного свойства души русского человека — его доброту, в связи с чем они говорят, будто русская душа имеет женскую природу, по выражению Бердяева, вечно-бабью. Однако Лосский с этим не согласен, он говорит о сочетании в русском характере доброты и мужества, что представляется абсолютно верным. По этому поводу он пишет, что «русский народ, особенно великоросская ветвь его, народ, создавший в суровых исторических условиях великое государство, в высшей степени мужественен; но в нём особенно примечательно сочетание мужественной природы с женственной мягкостью» [там же].

Со свойством доброты этот выдающийся философ связывает наличие в характере русского человека ещё одного замечательного человеческого качества — отсутствия злопамятности, которое имеет место во всех слоях общества. Лосский отмечает, что «нередко русский человек, будучи страстным и склонным к максимализму, испытывает сильное чувство отталкивания от другого человека, однако при встрече с ним, в случае необходимости конкретного общения, сердце у него смягчается, и он как-то невольно начинает проявлять к нему свою душевную мягкость, даже иногда осуждая себя за это, если считает, что данное лицо не заслуживает доброго отношения к нему» [там же].

В полном соответствии с присущей русскому человеку противоречивостью свойство доброты в его характере сопровождается наличием отрицательного свойства — необходимостью лгать во имя добра. Лосский это объясняет так: «Доброта русского человека побуждает его иногда лгать вследствие нежелания обидеть собеседника, вследствие желания мира и добрых отношений с людьми во что бы то ни стало» [там же].

Наряду с добротой, у русского человека имеет место немало проявлений и прямо противоположного свойства — жестокости. При этом Лосский отмечает, что существует много видов жестокости и некоторые из них могут встречаться, как это ни парадоксально, даже в поведении людей, вовсе не злых по своей природе. Многие отрицательные стороны поведения крестьян Лосский объясняет чрезвычайной нищетой их, множеством обид и притеснений, переживаемых ими и ведущих их к крайнему озлоблению. Особенно возмутительным он считал тот факт, что в крестьянском быту мужья иногда жестоко избивали своих жён, чаще всего в пьяном виде.

Из трудов Бориса Петровича Вышеславцева (1877–1954; кстати, члена НТС) тематический характер носит сделанный им в 1923 г. на одной из философских конференций в Риме доклад под названием «Русский национальный характер», в котором профессор отметил, что «мы [русские] интересны, но непонятны для Запада и, может быть, поэтому особенно интересны, что непонятны; мы и сами себя не вполне понимаем, и, пожалуй, даже непонятность, иррациональность поступков и решений составляют некоторую черту нашего характера» [см. Б. П. Вышеславцев. Русский национальный характер // Вопросы философии. 1995. № 6, с. 113]. В названной работе философ, отмечая, что характер народа проявляется на бессознательном уровне, в подсознании людей, составляющих тот или иной народ (особенно русских, в душе которых «область подсознательного занимает исключительное место» [там же]), обращает внимание на возможность проникновения в это подсознание, так сказать подсмотреть, о чём реально, без умалчивания о негативном и излишнего приукрашивания позитива, думает в массе своей народ. Это можно сделать, по мнению Вышеславцева, через анализ содержания народного эпоса, через сказки и былины, придуманные народом (в том числе используемые им в целях воспитания подрастающего поколения, что особенно социально-политически важно), в которых, как во сне у человека, непроизвольно выражаются сокровенные мысли, глубоко запрятанные, внутренние чаяния-мечтания народа. Притом, как положительные в нравственном отношении, так и не очень.

Приводя примеры из русских сказок, Вышеславцев определяет наиболее свойственные черты характера русского народа, которые выступают в виде его страхов и заветной мечты. Так, по наблюдению философа, русский народ боится бедности, ещё более — труда, но больше всего некоего «горя», под которым понимается «не внешняя судьба греков, покоящаяся на незнании, на заблуждении», у русских «это собственная воля, или скорее какое-то собственное безволие». Но есть ещё один страх в сказках русского народа, страх более возвышенный, чем страх лишений, труда и даже «горя» — это страх разбитой мечты, страх падения с небес [там же].

Анализируя состав бессознательных мечтаний русского народа, представленных в национальных сказках, Вышеславцев отмечает наличие в них всей гаммы желаний, от самых возвышенных до самых низких, от самых низменных житейских желаний, обосновываемых пресловутым «экономическим материализмом», до представлений о своём желанном будущем, в основе которых лежат заветные мечты русского идеализма [там же]. Так, лодырь Емеля-дурачок, самозабвенно мечтающий, сидя на печи, о быке печёном и молочных реках с кисельными берегами, — отнюдь не отрицательный герой известных наших сказок. Таких реально существующих персонажей на Руси, действительно, весьма немало. Именно эти мечтатели-бездельники и «рванули» всей толпой на большевистский зов в 1917 году. Именно они, обуреваемые заветной мечтой, навеваемой им многими, по большому счёту, порочными в нравственно-политическом отношении сказками, мечтающие о том, чтобы всё у них было не в результате упорного труда, а «по щучьему велению, по моему хотению», поддались на организованный большевиками соблазн всё отобрать у других — в их понимании, у мироедов-богатеев — под марксистским лозунгом о благости «экспроприации экспроприаторов». В последнем случае, как можно легко видеть, мы имеем пример склонения русского человека к любимой им крайности: осознания порочности несправедливого во многих случаях распределения материального достатка с практическими способами обеспечения социальной справедливости с помощью самого лёгкого приёма — «отнять и поделить», а не путём настойчивого совершенствования общественных отношений.

Весьма показательным является ещё один пример отрицательного свойства, рассматриваемый Вышеславцевым. Этот пример касается, к сожалению, важнейшего нравственного императива православного человека — его религиозности, или, точнее, отношения к религиозным святыням, которые однажды, в пылу безудержной обиды русского человека на что-то или кого-то, таковыми вдруг не становятся (опять же, тот самый случай проявления психологической крайности в характере русичей). Речь идёт о доблестном Илье Муромце, который, будучи «смертельно» обиженным тем, что князь Владимир не позвал его на свой «званый пир», начал расстреливать стрелами купола и «чудесные кресты» на киевских церквях. Как замечает философ, «вот вам вся картина русской революции, которую в пророческом сне увидела древняя былина. Илья Муромец — олицетворение крестьянской Руси, устроил вместе с самой отвратительной чернью, с пьяницами и бездельниками, настоящий разгром церкви и государства, внезапно он стал разрушать всё, что < ранее> признавал святыней и что защищал всю свою жизнь» [там же, с. 116]. Далее следует вывод о том, что в этой былине ясно виден весь русский характер: несправедливость была, но реакция на неё совершенно неожиданна и стихийна. Это не революция западно-европейская, с её добыванием прав и борьбою за новый строй жизни; это стихийный нигилизм, мгновенно уничтожающий всё, чему народная душа поклонялась, и сознающий притом своё преступление. Это не есть восстановление нарушенной справедливости в мире, это есть неприятие мира, в котором такая несправедливость существует. Вот этого пророческого предупреждения, совершенно ясно высказанного в русском былинном эпосе, не поняла русская монархия, чем и обрекла себя на неминуемый крах.

Также показательно в части отражения одной из особенностей характера русских людей отмечаемое Вышеславцевым их стремление перенестись в своих сказках «за три моря, в иное царство, в иное государство». Как отмечает философ-аналитик, это есть, наверное, «главная и самая красивая мечта русского народа». И хотя в сказках эта мечта чаще всего достаточно прозаическая: в большинстве случаев это — стремление заполучить свою Василису Премудрую, которая, опять же, обеспечит Ивану-царевичу лично счастливую и социально беспроблемную, а Иванушке-дурачку — что в русских сказках бывает чаще — безбедную и бездельную жизнь. Однако в сказочных путешествиях «за три моря» содержится и нечто более возвышенное, а именно стремление к новому, неизведанному. У наиболее мыслящих представителей русского народа это однажды выразилось в мечте о космосе, который не просто «за тремя морями», а гораздо дальше и недоступнее, а потому ещё более заманчив.

О характере русского народа хорошо сказал ещё один великий русский философ-государствовед Иван Александрович Ильин (1883–1954): «Родина не есть то место на земле, где я родился, произошёл на свет от отца и матери, или где я “привык жить”; но то духовное место, где я родился духом и откуда я исхожу в моём жизненном творчестве. И если я считаю моей родиной — Россию, то это означает, что я по-русски люблю, созерцаю и думаю, по-русски пою и говорю; что я верю в духовные силы русского народа и принимаю его историческую судьбу своим инстинктом и своею волею. Его дух — мой дух; его судьба — моя судьба; его страдания — мое горе; его расцвет — моя радость.

Вот что думает и чувствует настоящий патриот, говоря о своей родине: «Народ мой! Я рождён из твоих недр плотию и духом. Во мне горит тот самый дух, который горел в моих предках. Во мне живёт и меня водит тот инстинкт народного самосохранения, который вел тебя через дебри и муки твоей истории”… “Вздох моего народа есть мой вздох; и стон моего народа есть мой стон. Я силён его силою и эту силу я отдаю ему и за него. Я связан с ним в единое мы. Я верую в его духовную мощь и в его творческие пути. Я сам творю так, как он; с ним молюсь и работаю, с ним созерцаю и мыслю; мечтаю иметь все его достоинства и болею о его слабостях и несовершенствах. Его национальный интерес есть мой, личный. Я радостно приобщаюсь к его славе, и терзаюсь в дни его крушения и позора. Его друзья — мои друзья. Его враги — мои враги. Ему принадлежит моя жизнь. Его язык есть мой язык. Его земная территория — есть моя территория, и армия, верная ему — есть моя родная армия. Я не избирал его, ибо это он сам родил меня из недр своих. Но, будучи рождён им, я избрал его и принял его в последнюю глубину моего сердца. И потому я верен ему; и верен именно ему — во всех положениях, трудностях и опасностях жизни. Этого чувства я не могу питать сразу к двум народам. Нельзя человеку иметь двух матерей, или исповедовать две различные веры. И если народ мой велик и многообразен и принял в себя струи многих кровей, — то всякая из этих кровей может и должна найти своё крещение в его духе; и всякая из них призвана связать свою судьбу с его судьбою, и мыслить, и чувствовать себя в духовном тождестве с ним»…» (И. Ильин. За национальную Россию. Манифест русского движения, п. 15 — Любовь к Родине).

С этим багажом — набором классических, искони присущих русским людям положительных и отрицательных свойств характера души, мы встретили XX век. Именно наличие данных свойств обусловило происхождение тех событий и дел, которые сопутствовали русскому народу и которые делал русский народ на протяжении последующего столетия. Они определили дальнейшую нашу судьбу вплоть до сегодняшних дней, толкнув нас и в страшный социальный эксперимент — строительство уродливого социалистического общества, и выведя на самые отчаянные высоты человеческой мысли и дела — именно мы, русские, первыми из землян вышли в Космос, реализовав свою же, исконно русскую, идею освоения Вселенной (во втором случае мы стали поистине гагаринцами во всём — и в теории, и в практике, пройдя путь от абстрактной мечты Николая Федоровича Фёдорова-Гагарина, зародившейся в середине XIX столетия, до реального полёта в космос первого землянина — Юрия Алексеевича Гагарина, через столетие после этого, 12-го апреля 1961 года). Для того чтобы идти дальше, необходимо рассмотреть факторы формирования характера русского человека и что с ним сделала советская действительность.

Источник: «Стрелы НТС», subscribe.ru

 

Комментарии     Перейти к форме написания комментария

Комментариев нет

Оставить свой комментарий

Для комментирования материалов необходимо зарегистрироваться 

Я уже зарегистрирован

e-mail *

Пароль *

 

Запомнить меня

Я хочу зарегистрироваться

e-mail *

Пароль *

Повторите пароль *

Как Вас называть на сайте *

Код с картинки *