В статьях В гостевой В вопросах и ответах В остальных разделах
Главная страница / Список архивных форумов / Форум 18. БЕЛАЯ ГВАРДИЯ / ПРОТОКОЛ ДОПРОСА КОРНИЛОВА. ЧК сент. 1917 г.
Календарь
29
марта, пт
16 марта по старому стилю
Царский календарь и жития святых
Память святого Апостола Аристовула
Память святого мученика Савина
Страдание святых мучеников Трофима и Фала
Память святого мученика Папы
Священномученик Александр, папа Римский
Священномученик Иулиан Аназаврский
Святитель Серапион Новгородский, архиепископ
Этот день в истории
1376 г. Русские войска Дмитрия Донского (род. в 1350, Великий Князь Московский 1362-1389) заставили покориться Казань Русскому Великому Князю, обязуясь платить дань России и приняв к себе московского чиновника, чем вызвали гнев ордынского хана Мамая
1881 г. умер композитор Модест Петрович Мусоргский (род. 9 марта 1839 г.)

Выбрать другой день

Архив старого форума

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА КОРНИЛОВА. ЧК сент. 1917 г.

Автор: admin, Дата: 20 января 2009, 02:02
Заголовок сообщения: ПРОТОКОЛ ДОПРОСА КОРНИЛОВА. ЧК сент. 1917 г.
Протокол допроса Л. Г. Корнилова Чрезвычайной Комиссией 2-5 сент. 1917 г.


Протокол допроса

2-5 сентября 1917 г.

Чрезвычайная Комиссия производила допрос нижепоименованного и он показал:

Лавр Георгиевич Корнилов,

генерал от инфантерии,

47 лет, православный, не судился.

Тотчас же после Государственного переворота 27 февраля, я был назначен Временным Правительством на пост Главнокомандующего войсками Петроградского военного Округа и, прибыв из действующей армии, 5 марта вступил в должность. С первых же шагов своей деятельности я убедился в крайне вредном влиянии на войска Петроградского Совета Солдатских и Рабочих депутатов, который, вовлекая войска гарнизона в борьбу политических партий, проводя в жизнь начала, разрушающие дисциплину и подрывающие авторитет начальников, постепенно дезорганизовал войска гарнизона, и без того не представлявшие из себя хорошо сплоченные войсковые части. Совет неоднократно пытался принять непосредственное участие в деле командования войсками, с целью иметь в них оружие, для достижения своих политических целей. Не считая возможным для себя быть невольным свидетелем и участником разрушения армии, я предпочел просить освободить меня от поста Главнокомандующего войсками Петроградского военного Округа и получил, в начале мая, назначение на должность Командующего VIII армией.

Я принял армию в состоянии почти полного разложения. Благодаря войсковым Комитетам, высший командный состав был лишен влияния на войска. Многие генералы и значительная часть Командиров полков, под давлением Комитетов, были удалены от занимаемых должностей. За исключением немногих частей, братание процветало. Были случаи братания с участием хоров немецкой музыки, выставлявшихся между нашими и немецкими проволочными заграждениями. В течение двух месяцев мне почти ежедневно пришлось бывать в войсковых частях, лично разъяснять солдатам необходимость дисциплины… и внушать войскам необходимость войны, необходимость активных действий; словом, подготовлять войска к намеченному уже наступлению. В отношении Комитетов я занял твердую позицию: отклоняя их вмешательство в дела перемен в командном составе, я постепенно вводил Комитеты в рамки законной деятельности, внушая им убеждение, что главнейшей задачей их является содействие командному составу в деле подъема духа в войсках.

25 июня армия перешла в наступление и имела блестящий успех, выразившийся в прорыве позиции противника на фронте 30 верст, с захватом гор. Галича и Калуша, свыше десяти тысяч пленных и более ста орудий. Тут уже я убедился, что твердое слово начальника и определенные действия необходимы, чтобы остановить развал нашей армии. Я понял, что этого твердого слова ожидают и офицеры и солдаты, сознательная часть которых уже утомилась от полной анархии. В ночь с 7 на 8 июля я принял должность Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. Прорыв фронта XI армии, начавшийся утром 6 июля, уже был в полном разгаре. XI армия отступала в беспорядке. Порыв расширялся все далее и далее, захватывая правый фланг VII армии, находившейся южнее.

По донесениям с фронта, многие части не исполняли приказаний, бросали свои позиции, другие не шли на поддержку. Каждое боевое приказание обсуждалось на митингах. По всем дорогам брели толпы солдат, дезертировавших из своих частей, производя грабежи и насилия в попутных селеньях. Я немедленно потребовал от начальников решительных действий против предателей и изменников, предупредив, что всю ответственность я беру на себя. Я приказал расстреливать дезертиров и грабителей, выставляя трупы расстрелянных на дорогах, на видных местах, с соответствующими надписями. Вместе с тем я послал 8 июля Верховному Главнокомандующему телеграмму за № 3733, с копиями Председателю Совета Министров, Военному Министерству и Комиссару Юго-Западного фронта, в которой в первый раз указал на необходимость применения исключительных мер, до введения смертной казни иа театре военных действий, добавляя, что «иначе вся ответственность на тех, кто словами думает править на тех полях, где царит смерть и позор предательства, малодушия и себялюбия…» На эту телеграмму я получил телеграмму от Верховного Главнокомандующего, который сообщил, что он вполне разделяет мой взгляд, а от Военного Министра, что в моем распоряжении пункт 14 декларации прав солдата.

Ввиду все усиливающегося развала армии Юго-Западного фронта и продолжавшегося отступления, я вынужден был усилить строгость уже принятых мер, приказав сформировать особые ударные отряды из юнкерских батальонов для борьбы с дезертирством, мародерством и насилиями. Я приказал запретить в районе действующей армии митинги, объявив их незаконными сборищами, подлежащими разгону силой оружия. 11 июля я обратился к Председателю Совета Министров, с копией Верховному Главнокомандующему, с телеграммой за № 3911: «…Сообщаю Вам, стоящим у кормила власти, что Родина действительно накануне безвозвратной гибели, что время слов, увещаний и пожеланий прошло, что необходима непоколебимая государственно-революционная власть. Я заявляю, что, занимая высокоответственный пост, я никогда в жизни не соглашусь быть одним из орудий гибели Родины. Довольно. Я заявляю, что если Правительство не утвердшп предлагаемых мной мер и тем лишит меня единственного средства спасти армию и использовать ее по действительному ее назначению защиты Родины и Свободы, то я, Генерал Корнилов, самовольно слагаю с себя полномочия Главнокомандующего. 3911. Генерал Корнилов. Со своей стороны разделяю мнение Генерала Корнилова и поддерживаю высказанное им от слова к слову. Комиссар Савинков».

Утром 12 июля я получил телеграф от Министра-П~дседателя, что, принципиально,закон о смертной казни принят и вечером мне будет сообщена окончательная редакция этого закона. Объявление этого закона в армиях фронта произвело сразу отрезвляющее впечатление на массы. 16 июля в Ставке собиралось Совещание, с участием Министра Председателя и всех Главнокомандующих фронтами, для обсуждения мер по поднятию боеспособности армии….В телеграмме № 4254… я указал на необходимость распространения закона о смертной казни и военно-революционных судов на внутренние Округа, исходя из мысли, что никакие меры по восстановлению боеспособности армии не дадут желаемого результата, пока армия будет получать из тыла укомплектования в виде банд распущенных, не обученных, распропагандированных солдат, которые способны разложить даже самые крепкие войсковые части.

В той же телеграмме я указывал на необходимость восстановления дисциплинарной власти начальников, ограничения круга деятельности войсковых Комитетов, установления их ответственности за превышение власти, запрещения митингов законом, запрещения ввоза в район армии газет с крайними учениями и, наконец, воспрещения въезда всякого рода депутаций, делегаций и агитаторов. В этой же телеграмме я впервые заявил о необходимых мерах для поднятия в армии престижа офицера, приниженного, лишенного своего авторитета целым рядом мероприятий, проведенных Правительством. Совещание в Ставке ни к какому практическому результату не привело вследствие того, что у всех участников этого Совещания, за исключением Генерала Деникина, не хватило гражданского мужества поставить вопрос о мерах поднятия боеспособности армии вполне точно и определенно. 19 июля, постановлением Временного Правительства (телеграмма № 5807) я был назначен на пост Верховного Главнокомандующего.

В ответ на эту телеграмму я обратился к Председателю Совета Министров с телеграммой № 4424, адресованной также и Военному Министру, изложив им те условия, при которых я считаю возможным принять пост Верховного Главнокомандующего. Одним из таких условий являлось полное невмешательство Временного Правительства в мои оперативные распоряжения, а потому и в назначения высшего командного состава…

Из Петрограда мне было сообщено, что для переговоров со мной в Бердичев командирован Комиссар Юго-Западного фронта Филоненко. 23 июля он прибыл в Бердичев и доложил от имени Временного Правительства, что все мои пожелания, изложенные в телеграммах №№ 4254 и 4424, Правительством принципиально принимаются… Я немедленно выехал в Могилев и 24 июля вступил в исполнение обязанностей Верховного Главнокомандующего…

24 августа в Ставку прибыл Управляющий Военным Министерством, Б. В. Савинков. С поезда он приехал ко мне… Савинков сказал, что г. Керенский, признанный Вождь левых партий, и я, на ком, по его мнению, зиждутся все надеты правых политических партий России, должны идти рука об руку, и что несогласия меру нами могли бы вызвать крайнее обострение в положении; поэтому он считает своей важнейшей задачей — подготовить почву для соглашения между г. Керенским и мной, с целью на нашей согласованной работе основать формирование сильной, крепкой власти.

Я заявил, что не считаю себя Вождем правых партий, но не отрицаю, что несогласия между г. Керенским и мной могли бы иметь пагубные последствия. Я заявил, что хотя и не претендую на то, чтобы иметь влияние на тот или другой состав Правительства, раз интересуются моим именем, то я считаю возможным заявить и открыто сказать, что нахожу Керенского человеком слабохарактерным, легко поддающимся чужим мнениям и, конечно, не знающим того дела, во главе которого он стоял. Лично я против него ничего не имею; думаю, что другой состав Правительства, без участия г. Керенского, мог бы тоже справиться с делом.

После долгого обсуждения вопроса, в связи с положением страны, я, в конце концов, согласился, что, при современном соотношении политических партий, участие г. Керенского в составе Правительства я признаю безусловно желательным Затем я добавил, что я готов всемерно поддерживать А. Ф. Керенского, если это нужно для блага Отечества. В ответ Б. В. Савинков заявил мне, что он счастлив слышать от меня эти слова…

25 августа Савинков уехал из Могилева. В тот же день ко мне явился В. Н. Львов, которого, в бытность мою главнокомандующим войсками Петроградского военного 0круга я видел раза два в заседаниях Совета Министров; знал, что он был членом Государственной Думы, Обер-Прокурором Синода; кроме обычных приветствий при встрече,- никаких разговоров с ним я прежде не вел. Войдя ко мне в кабинет, сразу заявил мне: «Я к Вам от Керенского с поручением…» В. Н. Львов заявил мне от имени Керенского, что если, по моему мнению, дальнейшее участие последнего в управлении страной не доставит власти необходимой силы и твердости, то Керенский готов выйти из состава Правительства. Если Керенский может рассчитывать на поддержку, то он готов продолжать работу. Львов просил меня высказать мое мнение по поводу предложения Керенского и изложить программу.

Я, очертив общее положение страны и армии, заявил, что, по моему глубокому убеждению, единственным исходом из тяжелого положения страны является установление диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении. Я заявил, что лично не стремлюсь к власти и готов немедленно подчиниться тому, кому будут вручены диктаторские полномочия,- будь то сам А. Ф. Керенский, Генерал Алексеев, Генерал Каледин или другое лицо. Львов заявил, что не исключается возможность такого решения, что, ввиду тяжелого положения страны, Временное Правительство, в его нынешнем составе, само придет к сознанию необходимости установления диктатуры и, весьма возможно, предложит мне обязанности диктатора «. Я заявил, что если бы так случилось, то всегда держась мнения, что только твердая власть может спасти Страну, я от такого предложения бы не отказался. Я просил В. Н. Львова передать А. Ф. Керенскому, что, независимо от моих взглядов на его свойства, его характер и его отношение ко мне, я считаю участие в управлении страной самого Керенского и Савинкова безусловно необходимым; кроме того, я просил его передать А. Ф. Керенскому, что, по имеющимся у меня сведениям, в Петрограде в ближайшие дни готовится выступление большевиков и на А. Ф. Керенского готовится покушение; поэтому я прошу А. Ф. Керенского приехать в Ставку, чтобы договориться с ним окончательно; я просил передать ему, что я честным словом гарантирую его полную безопасность в Ставке. Выслушав мое заявление, Львов, повидимому тронутый, сказал: «…Генерал, вы благороднейший человек…»

26-го же вечером у меня в кабинете собрались: Комиссар Филоненко, В. С. Завойко и А. Ф. Аладьин. Разговор снова коснулся тяжелого состояния страны и необходимости иметь во главе ее сильную власть. Я предложил им, считая их людьми хорошо знающими наших наиболее выдающихся общественных деятелей и имея в виду мои разговоры с гг. Савинковым и Львовым,- наметить такую схему организации власти и состава Правительства, которая, включая в себя лучшие силы всех главных политических партий Страны, могла бы дать ей Правительство твердое, работоспособное, пользующееся полным доверием Страны и Армии. Был набросан проект Совета Народной обороны, с участием Верховного Главнокомандующего в качестве Председателя, А. Ф. Керенского — Министра-Заместителя, г. Савинкова, Генерала Алексеева, Адмирала Колчака, и г. Филоненко. Этот Совет обороны должен был осуществить коллективную диктатуру, так как установление единоличной диктатуры было признано нежелательным…

Я ждал, что 27 августа Министр-Председатель выедет в Ставку. Утром 27 августа я получил телеграмму за подписью «Керенский», но без номера, с указанием сдать временно должность Верховного Главнокомандующего Генералу Луком-скому и, не ожидая прибытия нового Верховного Главнокомандующего, выехать в Петроград. Зная, что в Петрограде накануне рассматривался в заседании Временного Правительства проект распространения закона о смертной казни на внутренние Округа России, что должно было сильно отразиться на боеспособности армии в благоприятную сторону и обуздать анархические выступления левых партий, я пришел к убеждению, что Правительство снова подпало под влияние безответственных организам и, отказываясь от твердого проведения в жизнь предложенной мной программы оздоровления армии, решило устранить меня как главного инициатора указанных мер. Ввиду тягчайшего положения Страны и армии, я решил должности Верховного Главнокомандующего не сдавать и выяснить предварительно обстановку…

28 августа Временное Правительство объявило меня изменником Родины и потребовало отмены приказания о движении частей 3 конного корпуса, сосредотачивавшегося в окрестностях Петрограда…

…Я решил выступить открыто и, произведя давление на Временное Правительство, заставить его: 1. исключить из своего состава тех Министров, которые, по имеющимся у меня сведениям, были явными предателями Родины, и 2. перестроиться так, чтобы Стране была гарантирована сильная и твердая власть. Яля оказания давления на Временное Правительство я решил воспользоваться 3 конным корпусом Генерала Крымова, которому и приказал продолжать сосредоточение к Петрограду…

Приказ о сформировании Петроградской армии был подписан мной 26 августа, но в войска он не рассылался ввиду того, что выделение этой армии и соединение фронтов я предполагал произвести только тогда, когда обстановка вынудит нас отходить с Венденских позиций. На должность Командующего Петроградской армией мной был предназначен Командир 3 конного корпуса — Генерал Крымов, один из лучших, энергичных и решительных генералов нашей армии.

…24 августа в телеграмме за № 10085 — 36848 мне было сообщено Министром-Председателем согласие Правительства на подчинение мне всей территории Петроградского военного Округа, которая должна была войти в район Петроградской армии. Генерал Крымов отправился в район расположения своих частей вечером 25 августа. Перед отъездом, в дополнение к предписанию о подчинении ему Кавказской туземной конной дивизии, я ему дал две задачи: 1. в случае получения от меня или непосредственно на месте [?] о начале выступления большевиков, немедленно двигаться с корпусом на Петроград, занять город, обезоружить части Петроградского гарнизона, которые примкнут к движению большевиков, обезоружить население Петрограда и разогнать Советы, 2. по окончании исполнения этой задачи, Генерал Крымов должен был выделить одну Бригаду с артиллерией в Ораниенбаум и, по прибытии туда, потребовать от Кронштадтского гарнизона разоружения крепости и перехода на материк. Согласие Министра-Председателя на разоружение крепости Кронштадта и вывод его гарнизона последовало 8 августа, и доклад об этом Морского Генерального Штаба, с резолюцией Министра-Председателя, был представлен Начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего, при письме Адмирала Максимова…

30 августа, узнав из разговора по прямому телеграфному проводу о смерти Генерала Крымова, я принял меры для бескровной и безболезненной для Страны и армии ликвидации столкновения моего с Министром-Председателем Керенским. Начиная с 27 августа, я не прекращал управления армиями, следил за положением на фронтах и делал распоряжения, что видно из моих отметок на оперативных сводках. Ввиду того, что Керенским было сделано распоряжение о неисполнении моих оперативных приказал, я, как только вошел в связь с Генералом Алексеевым, потребовал отмены этого распоряжения Керенского. Затем я заявил, через Генерала Алексеева, Временному Правительству, что я приму немедленно меры к успокоению тех кругов, которые последовали за мной, как только выяснится, что Временное Правительство стало на путь создания твердой власти и, наконец, я настойчиво просил Генерала Алексеева ускорить его приезд в Ставку; как только я получил сведение, что он выехал, я немедленно отдал Приказ частям Могилевского гарнизона сохранять полное спокойствие и подчиниться Генералу Алексееву по приезде его в Ставку. Получив 30 августа распоряжение Временного Правительства о том, что запрещение исполнять мои Приказы отменено, я немедленно отдал приказание продолжать намеченные стратегические перевозки для усиления Северного фронта. Из этого следует, что Генерал, обвиненный г. Керенским в измене и предательстве Родины, тем не менее, до вечера 1 сентября оставался руководителем обороны Государства.

Ни в каких заговорах я не состоял и не состою. Во всех своих разговорах с представителями различных политических партий я всегда заявлял, что ни к каким политическим партиям не принадлежал и не принадлежу, а всегда поддерживал и буду поддерживать те из них, которые стремятся, задаются одним намерением: спасти Страну от гибели и вывести армию из состояния развала…