НАБЛЮДАТЕЛЬ. (ОТВЕТ НА ВОПРОС В "ГОСТЕВОЙ" О МИРОВОМ КРИЗИСЕ)


ДВЕ ГРУППЫ КРИЗИСОВ

[b] Все кризисы крупных систем (то есть таких, в которых существует достаточно сложная внутренняя структура) можно условно разделить на две большие группы. Первая охватывает те случаи, когда какие-то конкретные механизмы этих систем выходят на "критические уровни", в нормальной ситуации недопустимые. Но этот выход происходит в рамках действия традиционных механизмов, не приводит к разрушению базовых институтов, собственно и определяющих свойства и параметры самих систем.
В экономике такие кризисы - достаточно частое явление, примеров им "несть числа". Это и традиционные циклические рецессии, и ценовые кризисы, связанные с внешними факторами (рост цен на нефть, рост цен на отдельные виды продовольствия в связи с неурожаем и т.д.). Это отраслевые кризисы, связанные либо с банкротствами крупных участников отдельных рынков, либо с общим упадком отдельных отраслей. Это региональные кризисы, связанные со слабостью национальных валют. В качестве примера можно привести кризис августа 1998 года в России. Главной его причиной стал завышенный курс рубля по отношению к доллару, одним из механизмов поддержания которого были запредельные доходности на рынке ГКО. Соответствующий долг все время нарастал и в некоторый момент превысил возможности бюджета по его обслуживанию и рефинансированию.
Отметим, что все эти кризисы отличаются замечательным свойством: они могут быть разрешены в рамках существующих экономических механизмов, без изменения экономической парадигмы. Обращаем внимание на то, что для России 1990-х отмена валютного коридора осенью 1997 года полностью ликвидировала бы все предпосылки для кризиса.
Разумеется, каждый человек своей работой, бизнесом, интересами и пристрастиями, в конце концов, местом жительства, привязан к одним отраслям экономики больше, чем к другим. В этом смысле даже описанные кризисы могут стать катастрофой для одного человека или для группы лиц, подчас довольно болезненной. Но экономические кризисы такого типа не разрушают экономическую систему страны, и после их завершения она функционирует практически в прежних рамках.
Вторая группа - это кризисы, которые разрушают один или несколько базовых экономических институтов, присущих той стране (или группе стран), в которой они происходят. Даже если бы экономика в Польше или Чехословакии развивалась в 80-е годы XX века блестяще, у них не было никаких шансов на сохранение удачной экономической модели в связи с разрушением СССР и всего мирового социалистического содружества. Можно возразить, что на самом деле ситуация в этих и других социалистических странах была далеко не блестящей (хотя и лучше, чем стала после "капиталистических реформ", прежде всего в социальной сфере), но уж пример прибалтийских республик абсолютно показателен. Выход из состава СССР полностью разрушил все инвестиционные процессы на их территориях, они живут только за счет все уменьшающегося транзита с территории России и на политические подачки западных стран (в первую очередь США), которые прекратятся, как только мировой экономический кризис вступит в полную силу. Жизненный уровень населения резко упал, и нет никаких шансов вернуть его на прежний, социалистический уровень.
Очень часто такие кризисы связаны с поражениями в войнах и с революциями. Собственно говоря, эту ситуацию можно интерпретировать и иначе: происходящие в какой-то стране кризисные экономические коллизии были настолько серьезными, что не давали ей возможности более или менее нормально пережить такие потрясения, как война, или даже требовали принципиального изменения экономической модели изнутри (революция).
Такие кризисы можно назвать базовыми или системными.

СИСТЕМНЫЙ КРИЗИС - СИСТЕМНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

С нашей точки зрения, в таком базовом кризисе оказались США в 30-е годы прошлого века.
Отметим одно важное обстоятельство. Фондовый кризис 1929 года непосредственно не вызвал общеэкономического кризиса в стране. Последний начался где-то через полгода. И именно он вызвал принципиальное изменение экономических механизмов, направленное, в целом, на "выход" американской экономики на мировую арену в полном масштабе. Разумеется, слишком сильно упрощать ситуацию нельзя. Перегрев рынка 1920-х годов частично носил структурный характер. Тогда, так же, как и сейчас, начался спад в рамках большой волны Кондратьева. Но тем не менее уровень структурных несоответствий тогда и сейчас, конечно, сравнивать нельзя.
В главе, посвященной геополитическим аспектам американской экономической политики (и внешнеполитического антикризисного менеджмента), мы примерно описали, как Франклин Рузвельт в 1930-е годы разработал и внедрил новую экономическую парадигму, свободную от базовых недостатков предыдущей, включая втягивание США во Вторую мировую войну. Вообще говоря, существует множество экономических и исторических школ, которые по-разному трактуют такие ключевые моменты в истории - но с нашей точки зрения это не принципиально. Эта книга посвящена экономике, и именно с ее позиций мы и рассматриваем все интересующие нас мировые события.
На предыдущих страницах неоднократно говорилось, что начавшийся в 2000 году в американской экономике кризис относится именно ко второму из описанных выше типов. Многие данные, приведенные в предыдущих главах, дают все основания для такого вывода. Но эта глава будет отдельно посвящена объяснению того, почему мы считаем, что последствия кризисных процессов, протекающих в американской экономике в настоящее время, не позволят сохранить действующую (пока) модель экономики. Мы ставим перед собой цель продемонстрировать, что разработанная Ф. Рузвельтом в 1930-е годы мировая экономическая парадигма достигла пределов своего существования и неминуемо будет заменена на другую, параметры которой сегодня определить достаточно сложно.

ЗОЛОТО КАК ЕДИНАЯ МЕРА СТОИМОСТИ

По нашему мнению, первым и главным базовым механизмом современной экономики, который разрушается в процессе текущего экономического кризиса, является механизм единой меры стоимости (ЕМС), в связи с чем на этом понятии необходимо остановиться более подробно. Современная "западная" капиталистическая экономика, отдельные элементы которой начали проявляться в Европе еще в эпоху Возрождения, построена на том, что существует базовый финансовый актив, единый для всех стран и регионов. Те страны, которые этот актив отвергают (по тем или иным причинам), в эту систему не принимаются и подвергаются довольно жесткому давлению.
Этот актив играет принципиальную роль. Дело в том, что западная модель экономики построена на прибыли (наживе). Но одного этого термина мало, необходимо еще объяснить, каков механизм ее расчета. Действительно, если по итогам некоторого экономического цикла в вашем имуществе ничего не изменилось, только вместо 5 шуб стало 7, то с точки зрения "западной" парадигмы это еще ничего не значит! Важно, чтобы стоимость этих 7 шуб сегодня была больше, чем стоимость тех 5 в начале цикла! В противном случае вы считаетесь в проигрыше. И стоимость эта отсчитывается относительно некоторого базового актива (являющегося мерной единицей, задающей масштаб измерения).
Таким активом, который мы и называем единой мерой стоимости, всю историю западной цивилизации выступало золото. Иногда совместно с какими-нибудь другими активами (например, серебром), иногда индивидуально. Но роль золота в западной цивилизации была принципиальной и уникальной - богатство страны, феодала или купца определялось именно по возможности превратить его активы в золото и никак иначе.
Если рассматривать историю человечества до начала XX века, то только один раз, в XVI веке, эта роль оказалась под угрозой. Колоссальное количество этого металла, ввезенное Испанией в Европу из Нового Света, привело к резкому "обесценению" золота. Мы поставили этот глагол в кавычки, поскольку обесценения золота относительно золота быть не может. Формально можно было бы говорить об обесценении золота как товара относительно золота как ЕМС (то есть речь идет о серьезном изменении масштаба цен). Фактически в Европе менее чем за сто лет произошли мощные кризисные процессы, связанные в первую очередь с существенным изменением ценовых пропорций между различными группами товаров и общей инфляцией (относительно золота!). В результате устойчивая экономическая модель феодализма с опорой на натуральное хозяйство начала разрушаться, по Европе прокатилась череда социальных катаклизмов. И не исключено, что невозможность продолжения существования феодальных аграрных государств в Европе и, как следствие, разрушение традиционных денежных отношений стало одной из главных причин Реформации, случившейся в том же XVI веке и, собственно, породившей широко разрекламированную впоследствии "протестантскую этику" и серию буржуазных революций.
С точки зрения исторического материализма, замена феодализма на капитализм была предопределена, да и некоторые другие исторические концепции считают, что возникновение буржуазного общества было неизбежно. Мы не будем спорить с этими утверждениями, но обращаем внимание на то, что к моменту "золотого" кризиса феодализм достаточно успешно существовал более 1000 лет, и не совсем очевидно, почему именно в это время в Европе произошли массовые социальные и экономические катаклизмы, вызвавшие столь резкое изменение экономической парадигмы. Отметим, что на Востоке (понимаемом в цивилизационном, а не географическом смысле) феодализм продолжал успешно существовать, в том числе и на территории Европы, занятой Османской империей. По нашему мнению, катаклизмы единой меры стоимости стали одним из основных факторов, давших "зеленый свет" Реформации и всем сопутствующим явлениям. Во всяком случае, вторая из наиболее часто упоминающихся объективных причин исторических катаклизмов - резкое изменение климата - начала "работать" несколько позже: "малый ледниковый период", характеризующийся резким падением среднегодовой температуры, начался в Европе на границе XVI-XVII веков.
Второй раз за всю историю "западного мира" роль золота как всеобщего эквивалента была поставлена под сомнение в начале 70-х годов XX века, когда США окончательно отказались от гарантий обмена доллара на золото по фиксированному курсу. Отказ США от золотой "привязки" доллара, то есть фактическая отмена Бреттон-Вудских соглашений, привела к тому, что процесс перехода функции единой меры стоимости от золота к американскому доллару завершился.

ДОЛЛАР КАК ЕДИНАЯ МЕРА СТОИМОСТИ

Однако поскольку эта тема принципиально важна, ее хотелось бы обсудить более подробно. Что значит, что доллар выполняет функции ЕМС? Почему эта функция доллара так редко упоминается в прессе, значительно чаще речь идет о двух других функциях доллара - национальной валюты и мировой резервной валюты? Ответы на эти вопросы имеют принципиальный характер и во многом определяют нынешние экономические проблемы всего мира.
Когда бизнесмены, предприниматели, государственные чиновники, финансисты, простые граждане строят свои планы, они должны сравнивать свои существующие активы с теми, которыми они намерены располагать в будущем. Если ваши активы увеличиваются, оборотные средства не убывают, сотрудники (граждане) поднимают свой уровень жизни, то все в порядке. Но как этого добиться? Например, если вы - импортер автомобилей и покупаете автомашины в расчете их затем перепродать, а они резко падают в цене, то вы проигрываете. Если вы производите экспортный товар, а валюта вашей страны быстро растет по отношению к валюте той страны, в которую вы ввозите свои товар, то вы рискуете обанкротиться. А как быть в тех случаях, когда имеют место разнонаправленные колебания валют? Естественным способом уменьшения рисков является отнесение всех активов к какому-нибудь одному, относительно которого средние колебания цен на все прочие активы и товары минимальны.
При этом приходится учитывать некоторые ограничения: например, алмазы не могут служить таким активом, хотя бы потому, что при оценке их стоимости применяются около 10 000 различных градаций, различить которые может только высокооплачиваемый эксперт. Идеальным объектом является золото, но на рынке его очень мало, практически не существует также всеобщего и ликвидного рынка золота для физических лиц. А такой универсальный актив, который нам необходим, должен постоянно участвовать во всех рынках - как для всех типов товаров, так и во всех регионах, в противном случае его универсальность окажется под угрозой.
Остается доллар США, но он может исполнять подобные функции, только если не слишком сильно колеблется относительно других активов. Фактически речь идет о том, что те убытки, которые получают лица, использующие доллар, от его колебаний по отношению к другим ценностям, должны быть меньше, чем аналогичные убытки от постоянного пересчета с одной валюты (ценности) в другую. Если ваши активы выражены в долларах, а стоимость товаров на тех рынках, на которых вы работаете, выраженная в долларах, в течение нескольких месяцев резко растет, а выраженная в других валютах меняется мало (что фактически означает, что доллар девальвируется), то вы несете серьезные потери. И у вас появляется сильное желание перейти в расчетах на другие валюты.
С точки зрения психологии, ситуацию можно описать иначе. В 70-е годы прошлого столетия устойчивая тенденция к падению курса доллара, сопровождавшаяся двумя нефтяными кризисами, в результате которых цена на энергоносители резко выросла, привела к заметному сокращению доллара в структуре официальных золотовалютных резервов по всему миру (за счет увеличения доли немецкой марки, иены, фунта стерлингов и швейцарского франка) и поставило на повестку дня вопрос о возможной утрате им функции ЕМС. Для спасения этой функции был разработан механизм рециклирования нефтедолларов, но даже его оказалось недостаточно после того как разразился долговой кризис развивающихся стран. Поэтому в начале 1980-х годов пришлось резко взвинчивать вверх учетные ставки для сохранения международной привлекательности доллара.
В середине же 1980-х годов, как следствие проводимой Р. Рейганом политики стимулирования американской экономики за счет наращивания государственных расходов, а также в результате известного межстранового соглашения, подписанного в 1985 году в отеле "Плаза", доллар вновь (на этот раз резко) девальвировался относительно других валют (примерно на 40%). Однако, в отличие от ситуации 70-х годов, это не вызвало соответствующего роста цен на нефть, выраженной в долларах. Поскольку доллар играл роль единой меры стоимости, то в глазах подавляющей части населения мира не он упал относительно других валют, а они выросли относительно доллара. А долларовые цены на ресурсы остались практически прежними, то есть их цена в других валютах упала.
На сегодня альтернативы доллару не существует. В том смысле, что, отказавшись от доллара, вы вынуждены перейти на другую валюту, которая заведомо имеет хождение не во всем мире. И вы автоматически получаете дополнительные сложности: во-первых, зависимость от кредитно-денежной политики того государства, чью валюту вы собираетесь использовать, во-вторых - проблемы от изменения кросс-курсов с теми валютами, которые вам, вольно или невольно, придется использовать для операций в некоторых регионах. То есть при прочих равных условиях от доллара отказываться не стоит...

ЧАХЛЫЙ ГАРАНТ БОЛЬНОГО ДОЛЛАРА

Но у доллара есть серьезная проблема. Он не только единая мера стоимости, но и мировая резервная валюта и национальная валюта США. Структурный кризис в американской экономике вызвал серьезные корпоративные проблемы. Как следствие, начались проблемы и у населения США - стала расти безработица, снизились заработные платы. Резкое обесценение финансовых активов, прежде всего фондовых, за последние годы привело к тому, что общее количество долларов в США стало больше, чем необходимо. При этом сложилась интересная ситуация: у одних структур есть явный избыток финансовых средств, выведенных с различных финансовых рынков, а у других - есть серьезные финансовые проблемы, связанные с невозможностью компенсировать взятые кредиты или получить назад выданные. При этом вкладывать свободные ресурсы некуда - при общем продолжающемся спаде и реально отрицательных учетных ставках получить прибыль невозможно. В подобной ситуации все большее и большее количество участников рынков могут оказаться в ситуации, когда американское государство захочет решать свои проблемы именно за счет прибыли этих самых участников.
Именно по этой причине контролируемые Америкой СМИ не хотят излишне "выпячивать" проблему доллара как ЕМС: они абсолютно не заинтересованы в том, чтобы стала понятной и общедоступной точка зрения, что США не собираются и дальше выполнять неявно взятую на себя в 40-е годы XX века функцию поддержки доллара как ЕМС в интересах всех участников рынка. Это принципиальный момент! Постепенный переход функций единой меры стоимости от золота к доллару, который имел место в 1940 - 1970-х годах, происходил не только и столько из-за того, что США стали лидерами "западного мира". Наоборот, США должны были в этот период доказать всему "западному миру", что их мощь достаточно велика для того, чтобы обеспечить стабильность единой западной валютной системы. Английский фунт, который в соответствии с Бреттон-Вудскими соглашениями был второй, после доллара, резервной валютой, напротив, не смог удержать эти функции в силу экономической слабости Великобритании.
И как только странам мира и всем экономическим субъектам станет понятно, что нынешняя мощь США является (или вот-вот станет) недостаточной для реализации этой функции гарантии финансовой стабильности, доллару придется от функции ЕМС отказаться - поскольку никакими пушками и танками его удержать невозможно.
Есть все основания считать, что процесс отказа США от этих обязательств уже давно идет. Все чаще и чаще некоторые участники отдельных рынков в глазах американского государства становятся "более равными", чем все остальные. Если быть точным, то разделение на просто "равных" и "особенно равных" было всегда. Но в последнее время такое разделение просто невозможно стало маскировать, на это стали обращать внимание даже такие консервативно-ортодоксальные СМИ, как лондонская Times.
И связано это с тем, что у США есть острая необходимость увеличивать свои расходы. Это и настоящие войны, и предстоящие войны, и необходимость "строить" союзников, что США всегда делали путем подкупа, и, наконец, необходимость стимулировать экономику.

УДАСТСЯ ЛИ ЗАГРЕБАТЬ ЖАР ЧУЖИМИ РУКАМИ?

Но с точки зрения сторонних наблюдателей, ситуация становится все более понятной: выход из внутренних экономических проблем США пытаются осуществить не путем перестройки своей экономической системы, а за счет тех субъектов мировой экономики, которые не являются резидентами США. И механизм этого - доллар как ЕМС. (И сохранение долларом функции ЕМС в нынешних условиях превращается в явный механизм использования нерезидентов для латания дыр американской экономики.)
Если до начала американского экономического кризиса приток иностранных инвестиций обеспечивался за счет того, что в США были самые доходные в мире финансовые рынки, то после весны 2000 года это преимущество было утрачено. Причем доходность американских рынков снизилась настолько, что стало бессмысленно заниматься "экспортом нестабильности" - поскольку доходность в самих США уже опустилась ниже нуля. В этой ситуации руководители США вернулись к идеям Р. Рейгана о государственном стимулировании экономики, однако в принципиально отличных условиях - без притока иностранных инвестиций. Иными словами, если Рейган начинал свою политику в ситуации, когда в США были самые доходные рынки, и в этом смысле речь шла только о том, чтобы перенаправить инвестиции с других рынков на рынок государственных облигаций, в теперешней ситуации иностранные деньги уже во многом покинули США, и это означает, что доходность облигаций федерального казначейства (то есть стоимость обслуживания государственного долга США) должна быть значительно выше, чем тогда. Тогда эта доходность "в пике" достигала порядка 17% годовых - неудивительно, что в январе 2003 года Алан Гринспен, выступая перед Конгрессом США, говорил о возможности бюджетно-долговой катастрофы в случае реализации планов президента Буша-младшего, связанных с резким наращиванием дефицита федерального бюджета.
Иными словами, такая политика нынешнего руководства США приводит к подрыву стабильности самого доллара, что и означает собственно стимулирование американской экономики за счет мировой. Используя механизмы ЕМС, американское государство пытается насильственным способом перераспределить мировую прибыль исключительно в свою пользу. Понятно, что это не может не вызвать сильного раздражения - поэтому контролируемые американцами СМИ так тщательно и "затушевывают" эту опасную тему. Но эффективность этой "работы" остается достаточно низкой. Попытки ввести в Государственном департаменте (министерстве иностранных дел США) должность заместителя "по пропаганде", отвечающего за улучшение имиджа США в других странах, завершились провалом, европейские страны крайне скептически отнеслись к идеям войны в Ираке, а антиамериканизм нарастает по всему миру. И с учетом того, что США традиционно достаточно "плотно" контролируют европейские политические элиты (для некоторых стран даже возникают естественные подозрения о прямом шантаже), отказ части (главной части!) Европы от агрессии показывает, что экономические элиты этих стран все с большим подозрением относятся к американской политике.

"ЯПОНСКАЯ БОЛЕЗНЬ" ИЛИ ХУЖЕ?

Даже американский истеблишмент все чаще признает, что США явно заболели "японской болезнью": приближающиеся к номинальному нулю учетные ставки, высокая доля "плохих" кредитов финансовой системы, угроза дефляции и депрессия, отсутствие точек экономического роста. Но на самом деле ситуация в США гораздо хуже, а болезнь экономики куда серьезнее - ведь Япония не ведет войн и структура ее экономики, как показал более чем десятилетний опыт нахождения в перманентном кризисе, не требует существенных изменений (во всяком случае, срочных). Наращивание расходов для американской экономики означает появление большого количества "лишних" долларов и, как следствие, внутренняя монетарная инфляция. А. Гринспен и некоторые его последователи (к которым в апреле 2003 года присоединились эксперты МВФ, в своем докладе о росте мировой экономики назвавшие дефляцию основной угрозой для США) считают, что наращивание денежной массы приведет к стимулированию экономики. Это естественно с точки зрения сторонника монетарных принципов - но классические экономисты должны понимать, что монетарная инфляция вполне может сочетаться со структурной дефляцией. Иными словами, цены, выраженные в долларах в США, будут расти, а те же цены, выраженные в более стабильной валюте, например, в евро (а еще лучше, пересчитанные в золото), наоборот, падать. Иными словами, психологический эффект доллара как ЕМС оказывает свое влияние и на "отцов" этого процесса, которые должны были бы более критически оценивать свое детище. Не всегда в нынешней ситуации экономический прогноз в долларах отражает объективную реальность - но для США отказаться от этого особенно сложно в связи с тем, что доллар является и национальной валютой.
Стимулирования экономики, разумеется, при таких оценках не будет - поскольку свои бюджеты все компании будут считать в фиксированных ценах.
А с точки зрения любых бизнес-структур, особенно не являющихся американскими резидентами, в такой ситуации от доллара надо срочно избавляться - хотя бы для того, чтобы уменьшить связанные с ним риски. Например, обладатели фьючерсных контрактов на продажу товаров, номинируемых в долларах, попытаются от них избавиться - поскольку на момент их закрытия понесут серьезные убытки. В результате стоимость этих контрактов в других валютах начнет падать, что означает дальнейшую девальвацию доллара, поскольку именно в нем зафиксированы цены в этих контрактах. Это, в свою очередь, вызовет резкий рост долларовых цен на любые материальные ресурсы. "Старые" контракты, заключенные исходя из расчетов на стабильные долларовые цены, будут компенсироваться большим количеством новых, с существенно более высокими ценами. Девальвация доллара получит новый импульс, и следующие контракты будут, с большой вероятностью, номинироваться в других валютах. А что касается избыточных долларов, то они устремятся в США, еще более усиливая монетарную инфляцию, уменьшая потребительский спрос и тем самым усиливая дефляционные процессы в реальных ценах.




Бороться с этой тенденцией для властей США крайне сложно. Да, теоретически есть возможность дестабилизировать ситуацию во всем мире настолько, чтобы все валюты оказались бы в таком же сложном состоянии, как доллар. Можно оккупировать отдельные страны (Ирак) и силой заставить их продавать нефть за доллары. Но и в этом случае есть проблемы. До начала подготовки операции против Ирака (начало лета 2002 года) стоимость нефти не превышала 20-22 долларов за баррель. А по ее окончании (апрель 2003 года) - составляла примерно 27-28 долларов за баррель. Можно, конечно, считать, что это еще продолжает действовать военная премия. Но если учесть, что за этот период доллар девальвировался примерно на 20%, то такая разница цен выглядит совсем по-другому. Иными словами, не исключено, что, в отличие от ситуации середины 1980-х годов, курсовые изменения доллара начали включаться в стоимость сырьевых товаров! То есть рынок начинает всерьез рассматривать вопрос отхода от доллара как ЕМС.

ЛИШНИЕ ДЕНЬГИ

Но тогда для США есть опасность, что на свое место единой меры стоимости вернется золото. Что автоматически означает серьезные проблемы для существенной части американской финансовой системы, которая последние годы работала на снижение цены этого металла. Кроме того, в этом случае все равно неминуема девальвация доллара, поскольку в настоящий момент его курс существенно завышен относительно золота. Самое страшное состоит в том, что, раз начавшись, этот процесс "освобождения" от доллара будет сам себя стимулировать до тех пор, пока не достигнет своего логического завершения и масштаб которого будет соответствовать превышению объема финансовых активов над материальными - то есть падение доллара уже как исключительно национальной валюты США будет в разы.
Этот момент необходимо объяснить подробнее, для чего следует более аккуратно рассмотреть переход от золота, как единой меры стоимости, к доллару. Дело в том, что до XX века общий объем металла должен был соответствовать в первую очередь материальным активам. В этом смысле деньги (не золотые) были суррогатом, альтернативой золота, и их реальная стоимость во многом зависела от авторитета их эмитента - авторитета, определенного в первую очередь его золотыми запасами. Начиная с конца XIX века деньги (капитал) становились все более и более самоценными, все дальше отрываясь от своих "корней". После того как Ф. Рузвельту и его последователям удалось реализовать новую парадигму мировой экономики, этот процесс приобрел доминирующий характер. Доля финансовых активов становилась все масштабнее, и их "ценность" быстро приближалась к стоимости активов материальных.
Отмена Бреттон-Вудских соглашений в этом смысле стала окончательным концом той эпохи, когда активы были материальны, и, как уже говорилось, это стало одной из главных мин, заложенных под фундамент американской и в целом западной экономики. Начиная с этого момента стоимость чисто финансовых активов начинает многократно превосходить стоимость активов материальных.
С точки зрения "западной" финансово-экономической логики, такая отмена была неизбежна, поскольку она стала естественным следствием нехватки золота для обеспечения все возрастающей пирамиды финансовых активов, которая могла так успешно расти только в ситуации, когда финансовые активы были приравнены к активам материальным, каковое равноправие и стало в XX веке важной частью "западной" экономической парадигмы. Но если продолжить логику дальше, то она приводит к парадоксальному выводу, очень похожему на описание ситуации XVI века. Фактически рост финансовых активов стимулировал рост денег, что сравнимо с ростом объема золота в то время.
Более подробно. Финансовые активы росли настолько стремительно, что стало не хватать денег для их обслуживания. Денежные власти всех стран мира, а в первую очередь США, столкнувшись с такой ситуацией, начали наращивать денежную массу - для того чтобы она более адекватно соответствовала финансовым реалиям. Разумеется, подавляющая часть необходимых денежных активов была восполнена именно долларами.
В результате объем денежных потоков, обслуживающих чисто финансовые инструменты, стал значительно превышать те потоки, которые обслуживали реальные материальные ценности. Это, в свою очередь, означало, что для существенного изменения ценовых пропорций на различные материальные товары, для обрушения национальных валют и других, достаточно глобальных, с точки зрения рядовых граждан, процессов, стало возможным отвлекать денежные ресурсы, объем которых практически не влиял на основные финансовые потоки, обслуживающие исключительно финансовые активы.
Частично такой эффект был вызван тем, что ценообразование на материальные ресурсы стало определяться на рынках, носящих уже значительно более финансовый, чем товарный, характер - фьючерсных контрактов. Напомним, что форвардный контракт - это обязательство поставить через определенный срок (к определенному сроку) некоторый ресурс за фиксированную цену. Фьючерсный контракт отличается от него тем, что он является биржевым контрактом - физической поставки по его итогам может и не быть. Вместо осуществления поставки по контракту, фьючерс закрывается путем заключения встречного контракта на рынке "спот", с погашением "натуральной" поставки на клиринговой основе. Такая система позволила создать рынок, на котором объем фиктивных контрактов в десятки, сотни, а иногда и в тысячи раз превышает объемы реального физического продукта, обращающегося на рынке.
Естественно, для обслуживания этих фьючерсных рынков и сопровождения оборота таких активов стали нужны наличные (а также безналичные) деньги, общий объем которых (в первую очередь - американских долларов) резко вырос. Их количество стало серьезно воздействовать на те макроэкономические показатели, которые оказывают непосредственное влияние на отдельных индивидуумов. Последние являются избирателями и тем самым могут своим выбором влиять на политические процессы. Но подавляющая часть граждан в процессе своей жизни "работает" не с финансовыми, а с материальными активами. Даже колоссальный рост количества обладателей акций в США (на сегодня более 50% домохозяйств в этой стране являются владельцами фондовых портфелей) не может преодолеть этой тенденции, поскольку акции являются "фиктивным" финансовым инструментом первого порядка и все еще тесно связаны с материальными активами. И уж точно, рядовые граждане в процессе своей жизнедеятельности не сталкиваются с такими чисто финансовыми активами, как деривативы, в отличие от финансовых институтов и лиц, ими управляющих. Но общее количество денег, необходимое для обслуживания чисто материальных потоков, существенно меньше, чем то их количество, которое прибавилось в процессе "экспансии" финансовых активов для их обслуживания. И часть этой наросшей за последние десятилетия денежной массы неминуемо проникала из финансового сектора в материальный - существенно обесценивая доллары для рядовых граждан, повторяя для них феномен XVI столетия ("удешевление" золота).

ВИРТУАЛЬНЫЕ АКТИВЫ - РЕАЛЬНАЯ ВЛАСТЬ

Даже при чисто теоретическом рассмотрении этого вопроса становится достаточно очевидным, что при сознательном использовании эти механизмы таят в себе огромный потенциал власти. При этом наивно ожидать, что конкретные финансисты не будут отвлекать незначительный по их масштабам финансовый ресурс для того, чтобы влиять на поведение широких масс избирателей.
Если описать этот процесс, так сказать, с более "технологической" точки зрения, то выглядит он примерно так. Какой-нибудь инвестиционный банкир в некоторый момент обнаруживает, что если вывести из контролируемых им сотен миллиардов виртуальных долларов, размещенных в различных фьючерсах, опционах и прочих деривативах, малую часть (1%, а то и 0,5%, или даже 0,1%), то за счет этих средств можно существенно влиять на решения, принимаемые политическими властями практически любой страны. При этом в качестве побочного результата оказывается, что объем получаемых при этом уже реальных денег настолько велик, что они могут серьезно влиять на ценовые пропорции реальных товаров.
Выглядит эта схема примерно следующим образом. Для того чтобы контролировать товарные рынки, необходимы значительные средства, вывести которые из материального производства практически невозможно. Но если вы контролируете существенную часть финансового рынка, то можете за счет варьирования цен или изменения общего количества активов на этих рынках получить (пусть на время) существенный финансовый рычаг, который можно использовать для влияния на соответствующий товарный рынок (например, скупив значительную часть собственно того актива, который и обращается на рынке). В результате цены на реальную поставку товара резко изменяются, что позволяет существенно влиять как на реальных производителей (увеличивая их доходы или, наоборот, вынуждая их продавать ставший убыточным бизнес), так и на те страны и регионы, которые от конкретных рынков сильно зависят.
Отказаться от такого рычага влияния на мировые процессы невозможно - но... "дьявол таится в деталях". Степень дестабилизации, которая таким способом вносится в реальные экономические процессы, не просто велика. Она еще и не контролируется, поскольку не относится к главным результатам, с точки зрения организаторов описанных процессов.
Раньше о таких технологиях и речи не было, поскольку золото, в отличие от долларов, не может взяться "ниоткуда". Фактически экономическая парадигма Ф. Рузвельта в пост-Бреттон-Вудской редакции воскресила мечту алхимиков о создании золота в реторте. И результаты реализации этой общечеловеческой мечты не заставили себя ждать...

О РАЗДЕЛЕНИИ ТРУДА

Как уже говорилось, обязательной чертой модели Ф. Рузвельта является глобализация, то есть создание мировых рынков на базе единой меры стоимости - американского доллара. С точки зрения локальных рынков смысл глобализации состоит в том, что продать какой-либо товар можно только по единой цене - будь покупатель в Японии, Индии, Австралии, Африке, Канаде или Европе. Разница будет определяться только накладными расходами, в первую очередь транспортными и таможенными.
И здесь необходимо сделать существенное отступление, связанное с системой мирового разделения труда. Мы много говорили о модели Ф. Рузвельта, о кредитном рычаге, который обеспечил западной модели экономики существенное преимущество. Однако необходимо сказать еще об одной очень важной вещи, которая обеспечивала для "западной" цивилизации объективное экономическое преимущество. В процессе этого рассуждения мы будем следовать докладу О.В. Григорьева, сделанного им на семинаре АсПЭК в декабре 2002 года.
Теоретически, чем выше уровень разделения труда, тем эффективнее экономика. Связано это с двумя причинами. Первая состоит в том, что разделение труда позволяет максимально концентрировать производство, что, естественно, позволяет достигать экономии на масштабах. Вторая связана с тем, что конкретное производство можно размешать там, где индивидуальные издержки минимальны. Например, прямо у источника сырья или дешевой энергии. Следование этим принципам хорошо видно на примере тех же США конца XX века. Они практически полностью деиндустриализировались, то есть вынесли большую часть индустриального производства за пределы своей страны, в первую очередь в Юго-Восточную Азию. Все чаще и чаще используются механизмы аутсорсинга, которые позволяют передать отдельные функции предприятия (в том числе даже бухгалтерский учет) специализированным компаниям.
Однако переход к более высокому уровню разделения труда требует увеличения рынков сбыта произведенной продукции. Иными словами, если у вас однотипный товар производят несколько компаний и продают его на разных территориальных рынках, то и передача некоторых своих функций в рамках аутсорсинга будет эффективной скорее всего только в рамках тех локальных рынков, на которых та или иная компания работает. А это неэффективно. А вот если появляется одна компания, которая оказывает услуги всем производителям, то они должны свои рынки объединить. Тогда прибыль будут получать все: сами компании-производители, которые снизят свои издержки, компания - производитель услуг, которая за счет масштабов универсальной услуги сможет несколько снизить цены по сравнению с внутренними ценами производителей, и, наконец, потребители, для которых усиление конкуренции приведет к снижению цен.
Таким образом, расширение единых рынков (глобализация) было необходимо США еще и для того, чтобы постоянно наращивать уровень разделения труда, обеспечивая тем самым, более высокую, чем у конкурентов, эффективность экономических процессов. С этой точки зрения, СССР и его союзники в принципе не могли выиграть экономическую схватку с США и их сателлитами, поскольку общее количество населения в странах социалистического лагеря было существенно меньше. Тем самым меньше были и единые рынки социалистической системы, в которых в 1960-1980-е годы, естественно, шла своя "глобализация". Не исключено, что именно по этой причине США так активно стремились отколоть Китай от социалистического лагеря, причем именно отколоть, а не сделать своим сателлитом, включить в свой "кластер" разделения труда. Следует добавить, впрочем, что уровень потребления в Китае в 1960-1970-е годы, когда, собственно, и решались принципиальные вопросы "холодной" войны, был еще крайне низок.
Однако влияние уровня разделения труда на эффективность экономики имеет сильно выраженный нелинейный характер. Грубо говоря, при увеличении разделения труда в разы, эффективность растет на проценты. Иными словами, соответствующая кривая, описывающая эту зависимость, имеет логарифмический характер. Таким образом, эффективность американской экономики, которая, быть может, превышала эффективность социалистической на какие-нибудь 20-30%, на самом деле была следствием абсолютно непреодолимого разрыва по уровню разделения труда.
Расширение описанных глобальных рынков автоматически требовало наличия на них единой меры стоимости, что еще больше усиливало роль доллара. При этом возможность "финансового маневра" для наиболее крупных финансовых структур страны - эмитента единой меры стоимости глобальных рынков, позволяла достаточно эффективно контролировать процессы мирового разделения труда, что давало для США возможность в полной мере применять еще римский принцип "разделяй и властвуй". Описания этих механизмов не входят в тему настоящей книги, однако в литературе, посвященной, например, азиатскому кризису 1997-1998 годов они достаточно полно описаны. При этом, разумеется, неминуемо должно было проявляться и то "имперское мышление", которое было базой зарождения таких методов, мышление, которое в последнее время все сильнее заявляет о себе в Вашингтоне. Но об этом ниже.

ЧЕМ ГРОЗИТ ГРЯДУЩЕЕ РАЗРУШЕНИЕ ЕДИНЫХ РЫНКОВ

Но, как это всегда и бывает, позитивные в одном отношении процессы могут быть негативными в другом. Именно описанные процессы "глобализации" привели к "атрофированию" местных рынков. Очень примитивизируя ситуацию, ее можно описать так. В каждой стране (регионе) развивалось производство только одного вида товара. В том месте, где автомобили собирают, не производят комплектующих. Появились регионы, специализирующиеся на производстве колес, другие - на производстве моторов, третьи - шин и так далее. Фактически, дело шло к тому, что не только крупные комплектующие сложных товаров, но и каждую отдельную деталь, более того, каждый технологический этап ее производства стали бы производить специализированные предприятия. Естественно, что при этом они автоматически становятся заложниками маркетинговых и посреднических компаний, поскольку содержание соответствующих служб становится нерентабельно, они не позволяют в полной мере получать прибыль от специализации. Но и сами регионы, в которых находятся предприятия, нашедшие себя в рамках механизмов разделения труда, зависят от тех компаний, которые поставляют товары, необходимые для проживающего на их территории населения, которые, естественно, производятся в оптимальных, с точки зрения прибыли, районах. И разрушение этого механизма, коли уж он появился, для регионов и находящихся на их территории предприятий носит вполне катастрофический характер.
О. Григорьев в своем уже упомянутом докладе привел пример одного российского завода, который еще в 1989 году до 50% производимых холодильников продавал на экспорт. Через три года его директор, который, вполне естественно, еще не так давно считал ситуацию на своем заводе замечательной, неожиданно обнаружил, что не может продать холодильники не только на экспорт, но и за пределами своей области, в которой он лично знал всех руководителей. Система социалистического разделения труда рухнула, лишив блестящие (в рамках этой системы) предприятия права на существование.
Аналогичная ситуация грозит и "западной" системе разделения труда. Увеличение издержек от использования доллара как ЕМС автоматически ведет к отказу от его использования в этом качестве. В результате единые рынки прекратят свое существование, поскольку альтернативы доллару в рамках полного сохранения всех механизмов, присущих современной "западной" системе, включая фьючерсное ценообразование, не существует. Переход к локальным рынкам не только увеличит издержки производителей и посредников, но еще и разрушит тот механизм управления и разделения рынков, который и обеспечил для "западной" модели экономики преимущество в эффективности. Тот колоссальный уровень разделения труда, который обеспечила себе "западная" модель экономики, окажется под серьезной угрозой, поскольку преимущество в эффективности (как уже отмечалось выше, значительно меньшее по масштабам, чем собственно степень разделения) может утратиться в связи с усилением валютных рисков и повышением издержек.
В результате будет "запущено" несколько процессов. Во-первых, уменьшится (уже уменьшается!) тот "резерв эффективности" мировой экономики, который в настоящее время частично приватизируется США за счет их возможностей контролировать свою валюту и который позволяет им обеспечивать для себя ускоренный рост.
Во-вторых, стоимость услуг по управлению глобальными рынками при этом начнет увеличиваться. Причем как по объективным, так и по субъективным причинам: трудно себе представить, что истеблишмент США добровольно откажется от привычного и бесплатного ресурса - Ирак тому пример. Тем более что их потребности в дешевых ресурсах в условиях усиления экономических проблем все время растут. Таким образом, не исключено, что очень скоро участникам рынка станет понятно, что рассчитывать на стороннего производителя жизненно необходимых комплектующих не рентабельно - стоимость их услуг все время растет, то есть жизнь настоятельно требует переходить на собственное производство.
В-третьих, уникальные в рамках мирового разделения труда производители неожиданно обнаружат, что их товары (услуги) покупаются все хуже - поскольку к их ценам автоматически начинают прибавлять валютные риски, что резко сокращает экономию на масштабах.
В-четвертых, резко усилятся социальные проблемы, поскольку высвобождающаяся в процессе разрушения специализированных предприятий рабочая сила не обладает достаточно универсальными навыками и умениями. Их готовили и учили в рамках той же специализации, в которой работали предприятия, - а институтов универсального образования, как производственного, так и научно-технического, уже не существует.
Все эти процессы все более и более будут уменьшать масштаб мирового разделения труда, разрушая тот механизм повышенной эффективности, который он (пока) обеспечивает.
Отметим здесь еще один немаловажный фактор. Созданная в 90-е годы система информатизации производства и его обслуживания разрабатывалась исходя из ее использования в масштабах мировых рынков и в предположении их последующего роста - с целью дальнейшего снижения издержек в процессе их управления. В случае их разрушения, или хотя бы снижения степени разделения труда, эффективность этих систем, программ и механизмов резко упадет, что еще более усилит те негативные процессы, которые сейчас происходят в "новой экономике".

РАЗРУШЕНИЕ ТОРГОВО-ФИНАНСОВОЙ ИНФРАСТРУКТУРЫ

Как уже было отмечено выше, доллару как единой мере стоимости серьезно угрожает то, что он еще и является национальной валютой Соединенных Штатов Америки. Угрожает настолько, что это ставит под угрозу саму объективную базу повышенной эффективности "западной" экономической модели. А как эта угроза выглядит для конкретного рынка?
Опишем эти угрозы более подробно и тщательно. Что такое единый рынок? Это в первую очередь единый ценовой прогноз. Для контроля за глобальными рынками и, соответственно, ценовым прогнозом в течение столетий был создан и развит механизм фьючерсной торговли, который фактически и определяет будущий уровень цен и распределяет общую рыночную прибыль среди участников рынка.
Достигается этот эффект за счет того, что общий объем финансовых фьючерсов превышает реальный объем товара на порядки (то есть в сотни, тысячи раз)! И за счет такого большого объема происходит статистическое усреднение, которое и дает наиболее "справедливую" цену собственно товару. И, как уже говорилось, именно то обстоятельство, что финансовая составляющая мировых рынков "весит" существенно больше, чем их "материальная" составляющая, делает "западную" экономическую модель денежной (а точнее суррогатно-денежной).
Кроме того, за счет такого "расширения" именно финансовой составляющей достигается ряд дополнительных позитивных эффектов, например, защита от резких случайных колебаний цен и других конъюнктурных факторов. Но главное не это. Чем больше объем фьючерсного рынка, тем сложнее влиять на рынок отдельному его участнику. А вот организаторы этого рынка, которые контролируют как его валюту, так и основной кредитный рычаг, могут за счет этого им эффективно управлять.
Но такая система может работать исключительно в том случае, если мера стоимости, обозначенная в контракте, неизменна.
К тому же мало контролировать один рынок - необходимо и обеспечить финансовый маневр между различными рынками. Именно наличие такого маневра позволяет уравнивать на них прибыли - что, собственно, и позволяет их называть едиными и глобальными, достаточно точно предсказать примерное изменение цен, перераспределить прибыль по времени (например, сглаживая сезонные изменения) и "в пространстве" (то есть варьируя ценовые изменения по странам и регионам). Иными словами - обеспечивать их стабильное существование и развитие.
И снова необходима единая мера стоимости - единая как в пространстве (в различных регионах мира), так и во времени.
А если она начнет меняться - то есть доллар как американская национальная валюта начнет обесцениваться относительно доллара как единой меры стоимости, то вся стройная система начинает быстро разрушаться. Поскольку фьючерсы покупаются в большой мере за счет кредитных ресурсов, то быстрое обесценение доллара приведет к автоматическому росту убытков для всех владельцев фьючерсных контрактов - поскольку им придется не только платить по взятым на себя обязательствам, но и возвращать кредиты банкам.
Разумеется, основные и постоянные операторы хеджируют (страхуют) риски - то есть имеют контракты не только на покупку товара (которые проигрывают при падении цен), но и на продажу (которые, соответственно, выигрывают). Однако опыт 1998 года в России - опыт быстрой девальвации национальной валюты - показывает, что в условиях кризиса такие механизмы защиты не работают. Всегда найдутся субъекты, владельцы контрактов, у которых объемы на покупку больше, чем на продажу, - и для них выгоднее будет объявить себя банкротом, чем выполнять свои обязательства. И далее по цепочке, пойдет волна банкротств, которая для всех участников рынка будет означать невозможность получить прибыль от одной из составляющих их финансовых активов, но приведет к резкому росту убытков по другой.
Иными словами, вся финансовая инфраструктура, обслуживающая единые рынки, в случае падения доллара начнет быстро разрушаться. Причем не только те фирмы, которые работают непосредственно на отдельных рынках как поставщиками физического товара, так и операторами фьючерсных контрактов, но и те банки, которые дают им кредиты. Как следствие, падению доллара, как главной (и фактически единственной) валюты этих единых рынков, будет дан новый толчок - и процесс разрушения единых рынков выйдет на новый виток.

ВПЕРЕДИ - ПОЛИВАЛЮТНАЯ СИСТЕМА...

В результате доллар окончательно утратит свою функцию единой валюты для всех глобальных рынков. Каждый из них разделится на несколько региональных частей, которые будут обслуживаться разными валютами, в качестве которых могут выступать и евро, и иена, и золотой динар, который по инициативе Малайзии в скором времени собираются вводить мусульманские страны для расчетов между собой. Причем нет никаких гарантий, что на первом этапе границы "валютных" зон будут совпадать для разных рынков. Например, большая роль японских банков в торговле некоторыми видами металлов приведет к тому, что зона иены для этих рынков наверняка будет шире, чем зона иены для большинства видов продовольствия.
К обычным колебаниям цен на каждом рынке (отметим, значительно усилившимся после разрушения механизмов фьючерсной стабилизации) будет добавлена составляющая, связанная с относительными колебаниями этих валют относительно друг друга. Это фактически означает разрушение единых рынков, которое в таких условиях неминуемо.
Иными словами, процесс глобализации, который состоит не только из создания единых рынков, но и из построения механизмов управления всеми этими рынками на базе единой меры стоимости - американского доллара, начнет свое движение вспять.

...ЗАТЕМ - ГЛУБОКАЯ ГЛОБАЛЬНАЯ ДЕПРЕССИЯ...

Описанные два процесса (разрушение мировой системы разделения труда и утрата долларом от прерогативы выполнять функцию единой меры стоимости) не исчерпывают основных негативных последствий кризиса. Есть еще одно явление, которое сыграет важную роль для послекризисного развития мира.
На сегодня большая часть покупок (в ценовом выражении) делается в долларах: 80% международной торговли номинировано в этой валюте, более 40% мирового спроса сконцентрировано собственно в США. При этом американское общество не зря именуют "обществом потребления": даже в 2000 году, когда уже начались в их экономике кризисные процессы, уровень сбережений американских граждан был отрицательным! Они расходовали больше денег, чем получали. И хотя эта разница был невелика (не более 1-2%), она очень показательна. Для примера можно сказать, что мечтой российского правительства в середине 1990-х годов был уровень сбережений населения в 20% - притом, что даже в условиях быстрого падения национальной валюты он был не менее 10%.
Граждане США предпочитали тратить деньги даже в критических ситуациях. До 70% ВВП США формируется за счет потребительского спроса, и именно он "вытаскивал" экономическую ситуацию в этой стране в 2000- 2002 годах, не допуская резкого падения ВВП. Но необходимо учесть, что такой высокий спрос во многом связан с явно завышенным, даже без учета кризиса, курсом доллара. Его девальвация неминуемо существенно уменьшит этот спрос, что повлечет за собой быстрое падение ВВП США, с последующим усилением описанных выше негативных процессов.
Точные параметры этого процесса установить достаточно сложно, и не только потому, что эластичность в зависимости от уровня цен по различным группам товаров существенно различается. В США начнутся многочисленные процессы с ярко выраженным социальным подтекстом, которые не позволяют даже очень примерно оценить суммарный масштаб падения спроса. Например, граждане США будут отказываться от покупки дорогих товаров в пользу более дешевых заменителей (в частности, это относится к лекарствам, жилью и автомобилям), после банкротства большого количества корпоративных пенсионных фондов увеличится норма сбережений. Вырастет количество безработных, уменьшатся размеры социальных пособий. Не исключено, что существенно изменится стереотип потребительского поведения для очень больших групп населения (например, представители американского среднего класса решат, что на семью достаточно иметь один автомобиль).
В результате общий спрос в США сильно упадет. При этом не только уменьшится ВВП США, что даст еще один толчок к дальнейшей девальвации доллара. Резко сократятся и закупки различного рода комплектующих и полезных ископаемых, в частности энергоносителей, в рамках мирового разделения труда. Иными словами, суммарный спрос упадет не только в США, но и во всех странах мира.

...И НАКОНЕЦ, - РАЗРУШЕНИЕ КОНСТРУКЦИИ МИРОВЫХ ФИНАНСОВ



Последствия не заставят себя ждать. Та прибыль, которую получали различные страны в рамках мирового разделения труда при больших (мирового масштаба) рынках, начнет уменьшаться. Общий объем предложения начнет существенно превышать спрос, и цены на ресурсы начнут резко падать. Этот процесс будет только усиливаться из-за того, что предприятия, ради сохранения своей доли рынков, будут активно заниматься демпингом. Национальные правительства, которые должны будут увеличивать свои социальные расходы в условиях роста безработицы и падения уровня жизни населения, начнут ограничивать свободный вывоз капитала, что практически сразу разрушит уже серьезно подорванную систему глобальных рынков.
Аналогичные по содержанию процессы российские граждане могли видеть в нашей стране в начале 90-х годов. Внутренний спрос тогда упал из-за обесценения рубля (разумеется, в куда больших масштабах, чем это произойдет с долларом, по крайней мере на первом этапе), а российские предприятия, производящие товары народного потребления, и без того ослабленные, были практически сметены с внутренних рынков за счет демпинга западных производителей. Последние, имеющие значительно больший "кредитный рычаг", могли пойти на локальные убытки, которые компенсировались в дальнейшем существенным увеличением продаж.
Разница с российской ситуацией, однако, будет не только в масштабах событий. В России у власти находилась команда коллаборационистов, которые сознательно разрушали отечественную экономику. Другие страны мира неминуемо начнут использовать различные защитные меры. Кроме уже описанных вариантов изменения валютной политики неминуем резкий всплеск протекционистских мер, усиления поддержки отечественных экспортеров. Но особое значение приобретут механизмы валютно-финансовой поддержки отечественных рынков.
Как уже говорилось, практически все страны должны будут существенно увеличить свои бюджетные социальные расходы. При том, что доходы бюджетов, наоборот, уменьшатся. В этой ситуации естественным будет выглядеть отход от жесткой кредитно-денежной политики, с направлением полученных от эмиссии денег непосредственно на расходную часть государственного бюджета. Собственно, США так уже поступили, воспользовавшись событиями 11 сентября 2001 года как поводом (или организовав их с целью получить повод). Однако масштабы этих действия можно существенно увеличить.
Теоретически это даст сразу несколько позитивных эффектов. Во-первых, дополнительные средства на социальную поддержку населения. Причем в странах Запада эти средства играют важную экономическую роль, поскольку обеспечивают увеличение потребительского спроса. К тому же, в силу государственного их происхождения, они могут быть канализированы в некоторые отрасли, например, могут быть направлены только на закупку лекарств национального производства.
Во-вторых, их можно будет использовать как государственные инвестиции, направив на восстановление жизненно необходимых для страны, но утраченных в процессе мирового разделения труда производств.
В-третьих, ослабление национальной валюты ведет к повышению эффективности экспорта и защите национального производителя от конкуренции с импортом. Что российские производители хорошо поняли в 1999-2002 годах.
Однако вся система мировой экономики и финансов от таких операций очень существенно изменится и начнет распадаться.

НЕ ВСЕМ ПОРОВНУ

Впрочем, по крайней мере к одному из регионов мира это, с большой вероятностью, относиться не будет. Это - объединенная Европа, точнее сказать, "зона евро". В отличие от других регионов мира, страны зоны евро обладают практически полным спектром необходимых, для нормальной жизнедеятельности производств, который делает их практически независимыми от импорта. Экспорт энергоносителей (нефти) существенно уменьшится в условиях падения мирового спроса, а импорт газа обеспечивает Россия, которая в нынешней ситуации не в состоянии вести самостоятельную политику. Кроме того, поскольку евро - единственный реальный кандидат на замену доллара как мировой резервной валюты (но не ЕМС!), то страны евро будут получать существенный дополнительный эмиссионный доход в процессе замены доллара на евро во всем мире.
Отметим, что до 1991 года в мире был и еще один регион, обладающий полным комплексом промышленного производства - СССР с несколькими наиболее развитыми странами социалистического Содружества (Польша, Чехословакия, ГДР). Россия в настоящее время таким регионом не является.
Очень сильный удар кризис нанесет по странам Юго-Восточной Азии. В рамках мирового разделения труда они специализировались на ряде отраслей (производстве дешевых автомобилей, электронике, бытовой технике и т.д.) и получали от их производства большую прибыль, но в результате падения мирового спроса понесут очень серьезный урон. Кроме того, у них очень сильно упадет уровень жизни, что может вызвать возвращение значительной части населения к "доиндустриальному" стереотипу - то есть переходу на ведение практически натурального хозяйства.
Отдельно несколько слов необходимо сказать о Китае. Китайская экономика очень велика, и экспортно-импортные операции занимают в ней далеко не самое важное место. При этом, поскольку жизненный уровень подавляющей части населения очень низок, то и кризисные процессы практически на нем не скажутся. Однако есть один нюанс. Дело в том, что та часть китайской экономики, которая работает на внутреннее потребление, практически бесприбыльна (и не исключено, что, с точки зрения либеральных принципов, вообще убыточна). Практически всю прибыль дает именно экспорт - который по итогам кризиса начнет стремительно уменьшаться. В этой ситуации не исключены определенные проблемы, связанные как с ростом китайской экономики, так и с перераспределением финансовых потоков, что практически всегда, как показывает исторический опыт, вызывает острые междуусобицы в правящей элите.

РОССИЯ ПОЛУЧИТ СПОЛНА

Разумеется, о последствиях кризиса для каждой отдельной страны или региона мира можно говорить долго и много. Но это не является темой этой книги. Единственное исключение мы сделаем для России, о последствиях для которой мы расскажем более подробно. И начнем его со "страшилки".
Для этого оценим "по максимуму" описанные выше эффекты. Представим себе, что по итогам падения доллара и общего потребительского спроса в США мировой спрос на сырье упадет примерно на 30%. При этом резко вырастет конкуренция на мировых рынках, что приведет к двум эффектам. Во-первых, упадут цены на сырье, причем достаточно сильно, поскольку на этих рынках высокая эластичность цены по спросу. Предположим, что падение цен составит 50%. Во-вторых, те страны, которые обладают бОльшим запасом рентабельности (у которых ресурсы дешевле), увеличат свою долю на рынке, а остальные - уменьшат. Для России это означает, что ее доля на сырьевых рынках уменьшится более существенно, чем падение мирового спроса. Предположим, на 50%. Итог - общее уменьшение финансовых потоков от экспорта сырья примерно в четыре раза! Эта даже не катастрофа, как в 98 году, это просто конец современного российского государства.
Разумеется, это гипотетический расчет. Но каждый его пункт не выглядит особенно фантастическим (хотя и вероятность его достаточно ограничена). И он показывает, насколько серьезно могут те изменения в мировой экономической системе, которые сейчас начинаются, повлиять на конкретные страны и регионы.
Современная Россия очень сильно зависит от экспорта сырья. Причем эта зависимость зашла очень глубоко в саму структуру экономики. Это хорошо видно на примере курса доллара относительно рубля. Весной 2003 года курс доллара в России пошел вниз. Однако причиной этого явления стала не девальвация доллара на мировых рынках, а избыток долларов у российских экспортеров сырья, которые вынуждены их продавать на открытом рынке. Это говорит о том, что на сегодня в России не существует проблемы инвестиционного "связывания" денег за пределами топливно-энергетического и сырьевого комплекса. Иными словами, Россия не просто не развивает свою экономику из-за нехватки инвестиционного ресурса - она уже утратила возможности к развитию инвестиционного процесса в условиях наличия свободных денег. Такая ситуация в случае кризиса неминуемо приведет к жесточайшему спаду и очень существенному падению уровня жизни и росту безработицы.
Система формирования бюджета в нашей стране также построена исключительно на эксплуатации сырьевого сектора с его возможностями экспорта. Уровень налогообложения производителей слишком высок для того, чтобы они могли легально развивать свой бизнес, что приводит к ограничениям в инвестиционном процессе и переходу на "серые" схемы работы, исключающие уплату налогов. Кроме того, демонстративный отказ правительства страны от реализации каких-либо стратегических планов экономического развития и полное отсутствие ответственности за выполняемую (или наоборот, невыполняемую) работу привело к невероятному росту коррупции. По различным экспертным оценкам, уровень "откатов", которые гарантируют бюджетополучателям дохождение до них хоть части выделенных для них в бюджете сумм, составляет от 40 до 60% их величины. С учетом общих объемов бюджета - это достаточные объемы для того, чтобы в российской действительности перекрыть все возможности для реальной критики правительства. Кроме того, в такой ситуации "гарантированного дохода" для чиновника нет никакого стимула к какой-либо конструктивной деятельности. Более того, он категорически будет отказываться от любого появления активности, которое может поставить под угрозу получение таких доходов. Что мы и видим на практике.
И в то же время, как этот ни странно, предстоящий кризис дает для России серьезный шанс. Связан он с тем, что в условиях такого мощного и глобального кризиса должна принципиально измениться психология инвесторов. Если последние десятилетия их основной проблемой было гарантировать себе достаточную и безопасную прибыль, то в условиях глобального спада и последующей депрессии вопрос будет стоять о спасении капитала как такового. А наилучший способ для этого - вкладываться в инфраструктуру, которая может стоять много лет до того, как начнет приносить пусть маленькую, но прибыль. Но зато и приносить ее будет многие десятилетия. Речь идет о строительстве дорог, мостов, систем связи и коммуникаций. О жилищно-коммунальном хозяйстве, в конце концов. Напомним, что вся система жизнеобеспечения Москвы, которая сейчас дорого стоит, построена на системе сталинских водохранилищ.
А единственной в мире индустриальной (пока) страной, в которой инфраструктура не развита, является Россия. И если достаточно грамотно распорядиться этим шансом, то можно не только привлечь в Россию серьезные капиталы, но и принципиально изменить сложившуюся за последние годы структуру экономики, направленную сейчас не на развитие, а на паразитическое проедание природных богатств и наследия социализма.
К сожалению, однако, позитивные и негативные моменты для России имеют принципиально различный характер. А именно, негативные последствия кризиса наступают необратим

(продолжение предыдущей статьи):

...А именно: негативные последствия кризиса наступают необратимо и независимо от реакции государства и граждан.
А позитивные требуют для своей реализации кропотливой и длительной работы всего гос. аппарата и даже более широко - всего общества, которое к этой работе принципиально не готово.
По этой причине позитивный результат может быть достигнут для России исключительно в том случае, если политический кризис. который станет следствием экономических проблем, достигнет того уровня, который обеспечит практически полную смену элит в нашей стране.

************************************************************


Наблюдатель:


ПОСЛЕДНИЙ ГОД И ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ СИТУАЦИИ


Мы уже описывали выше примерную последовательность событий, произошедших в США после апреля 2000 года - событий, которые наиболее ярко обрисовывают развитие экономического кризиса. Однако последний год, начиная с весны 2002 года, когда приток иностранных инвестиций в США стал меньше, чем текущий дефицит платежного баланса, требует более подробного рассмотрения. Именно в это время, к концу весны 2002 года, сошел "на нет" эффект денежной и бюджетной накачки, стимулировавший американскую экономику после 11 сентября 2001 года. Читателям настоящей книги такой результат должен показаться очевидным: в 2002 году США могли обеспечить прямую государственную поддержку экономики только в масштабе 50 миллиардов долларов в месяц - что сильно уступает тем 200 миллиардам, которые только и могут компенсировать структурные проблемы американской экономики.
Но часть руководства США в этой ситуации решила, что недостаток ресурсов для прямой поддержки экономики можно восполнить снижением ее издержек.

СТИМУЛИРОВАНИЕ ЭКОНОМИКИ И ЦЕНЫ НА НЕФТЬ

Возможно, такой вывод был вызван ассоциацией с недавней ситуацией осени 2000 года, когда резкий рост нефтяных цен почти до 40 долларов за баррель привел к существенному уменьшению прибыли американских корпораций. Хотя формальный объем нефти, потребляемой США (около 1 миллиарда тонн в год или порядка 6 миллиардов баррелей), не так уж и велик по сравнению, скажем, с объемом ВВП (около 10 триллионов долларов), этот продукт (и его производная - энергия) участвует практически во всех производственных циклах. Поэтому очень велик его мультипликационный эффект на экономику. Естественной реакцией было обратить ситуацию 2000 года вспять - то есть использовать тот же самый мультипликативный эффект для стимулирования экономики.
Сравнение с осенью 2000 года показало, что, по всей видимости, для достижения стимулирующего эффекта, сравнимого с прямым вливанием в экономику 200 миллиардов долларов, будет достаточно снизить мировые цены на нефть до 12-13 долларов за баррель. Во всяком случае, есть косвенные свидетельства того, что именно из такого масштаба снижения цен исходили власти США. Если считать, что цена на нефть весной 2002 года составляла порядка 22 долларов за баррель, то такое снижение цен соответствует прямому снижению затрат на 60 миллиардов долларов в год (6 млрд баррелей умножить на 10 долларов) - или всего 5 миллиардов долларов в месяц. Если исходить из средней цены в 2002 году, которая была больше 30 долларов за баррель, то снижение прямых издержек на закупку нефти составит около 10 миллиардов в месяц.
Но необходимо учесть, что если прямая поддержка бюджетными деньгами только компенсирует для корпораций убытки, возникающие в связи со структурными проблемами (уменьшение финансовых потоков со стороны "новой" экономики), то снижение цен на нефть и ее производные оказывает стимулирующее действие на каждом этапе движения средств в рамках межотраслевого баланса. Иными словами, вливание бюджетных денег сохраняет (на то время, пока оно продолжается) старую, "несовместимую с жизнью" структуру экономики. В результате экономический эффект от такого вливания денег очень мал - сохраняются старые финансовые потоки, которые необходимы для финансирования никому не нужных производств.
Можно еще раз сослаться на негативный опыт СССР. Колоссальные средства, которые выводились из нормальной экономики, вкладывались в строительство оборонных заводов, продукцию которых могло покупать только государство. Как только оно от этого отказалось - стоимость этих заводов (с точки зрения рыночной экономики, разумеется, а не безопасности государства) стала равна нулю (а с учетом необходимости охраны, отопления и т.д. - и вовсе отрицательной). Но если денег у государства уже нет, а административный ресурс еще есть, то оно может себе позволить какое-то время "давить" на субъектов экономики с целью продолжения вложений в этот завод (может быть, в расчете на восстановление экономической ситуации, а скорее, просто по инерции). И хотя собственно вложенные на таких условиях деньги при этом никуда не деваются, они не оказывают на всю экономику стимулирующего эффекта, а лишь усиливают общую стагнацию.
У США ситуация несколько иная. Отказывается от покупок не государство, а частный потребитель. А у государства есть дополнительные средства, которые оно получает за счет мобилизации административного ресурса, в частности, доверия покупателей государственных ценных бумаг. Если они направляются на восстановление старых, искаженных финансовых потоков, то общая стагнация только нарастает, хотя собственно острая стадия кризиса на какое-то время отодвигается (ценой увеличения глубины будущего спада).
А снижение цен на нефть создает в каждой отрасли дополнительный источник прибыли, которую она передает дальше, причем в рамках реальной рыночной экономики, а не искаженной ее структуры.
Точно оценить масштаб мультиплицирования стимулирующего эффекта от снижения цен на нефть достаточно сложно - он зависит не только от структуры экономики (то есть требует изучения межотраслевой модели экономики США), но и от психологии бизнесменов, которая сильно изменилась за годы кризиса. Среднестатистически мультипликатор ВВП составляет величину примерно равную 4. Однако этот показатель зависит от предельной склонности населения к сбережению - чем она ниже, тем больше мультипликатор. А так как в период, непосредственно предшествовавший кризису, сбережения стали отрицательной величиной, можно было предполагать, что в текущий момент он может достигать значения 10-15.
Потенциальная война в Ираке вызвала, как и практически любая актуальная тема современной американской жизни, серьезные разногласия между двумя основными "партиями". Поскольку, как мы уже отмечали, партия "изоляционистов" весьма аморфна и отдельные ее сторонники поддерживают различные аспекты этой глобальной идеологии, а чаще просто преследуют некоторые локальные цели, лежащие в русле этой идеологии, они не всегда отдают себе отчет, в каком именно стратегическом направлении ведут свою политику. Но общее ощущение единства у них явно существует, и, как и любые политики, опасались они в первую очередь того, что реализация военного сценария серьезно сместит "равновесие сил" в Вашингтоне в пользу "ястребов". Кроме того, они (во всяком случае, некоторые из них) отдавали себе отчет в том, что такие паллиативы, как прямая поддержка экономики с сохранением искаженной ее структуры, не избавляют от угрозы кризиса - а только откладывают его до тех пор, когда кончатся все ресурсы поддержки. Негативный опыт к этому времени уже был: тот масштаб поддержки экономики, который был обеспечен после 11 сентября 2001 года, оказался явно недостаточным уже через полгода после его начала, а негативные последствия (прежде всего, рост дефицита бюджета) проявились в полном масштабе.
Впрочем, в сложившейся ситуации уже очень сложно отделить нетривиальную тактическую борьбу, основанную на продуманной стратегии, и случайные скачки, вызванные спонтанными ответами на не менее спонтанные действия политических противников. Поскольку, как мы неоднократно указывали, партия "ястребов" не видела (а возможно, и до сих пор не видит) реальные структурные причины кризиса, то и действия она предпринимает не всегда логичные с точки зрения тех, кто ситуацию понимает до конца. А ответы на нелогичные действия, особенно со стороны "команды", в которой нет единого управления и идеологии, также скорее всего будут нелогичными.
И в этой ситуации предъявить альтернативную стратегию в 2002 году "изоляционисты" уже не могли. Тот момент, когда все экономические неприятности еще можно было бы возложить на демократическую администрацию Клинтона, был явно упущен, поскольку тогда (начало 2001 года) еще казалось, что катастрофы можно избежать. Фактически эта произошло из-за слабого развития альтернативных монетаризму экономических школ в США: даже самые твердые последователи изоляционизма - национальные производители США - были абсолютно не готовы к тому, что страну может ждать катастрофический кризис. Сохранение национального единства и монолитности нации в глазах внешних наблюдателей в то время казалось более важным.
Последним шансом для них было 11 сентября 2001 года, но в обстановке хаоса и паники, которая, по всей видимости, в этот период царила в окружении Буша-младшего, было принято решение перейти к политике прямой государственной поддержки экономики. Из-за отсутствия понимания структурной природы кризиса у авторов новой экономической политики были все надежды на успех.
Шанс на разработку конструктивной альтернативной программы не реализовался, а в настоящее время прямой переход к изоляционистской политике уже может привести к катастрофе на выборах. Судьба Г. Гувера явно не нравится Бушу-младшему, а ассоциации с судьбой республиканцев после 1929 года стали возникать все чаще. В этих обстоятельствах "изоляционисты" были вынуждены действовать пассивно, подстраиваясь под реальное развитие событий и по возможности направляя их в нужном себе направлении. А основной упор в своей политике они сделали на тактические задачи по недопущению уменьшения своего влияния на Буша-младшего.
К этому обстоятельству добавлялся еще один, субъективный, но от этого не менее важный, штрих. Практически вся администрация Буша-младшего представляет собой выходцев из нефтяного бизнеса. И сам Буш-младший, и Р. Чейни, и К. Раис и многие другие многие годы работали на высоких должностях в крупнейших нефтяных компаниях США (Джордж Буш-младший в 1978-1984 годах руководил нефтяной компанией Arbusto Energy/Bush Exploration, в 1986-1990 годах - руководил нефтяной компанией Harken; вице-президент Ричард Чейнн в 1995- 2000 годах руководил нефтяной и крупнейшей в мире геолого-разведывательной компанией Halliburton; Кондолиза Раис в 1991-2000 годах была одним из руководителей нефтяной компании Chevron, которая даже назвала ее именем нефтяной танкер). И активная предвоенная подготовка, начатая США, неминуемо вела не только к повышению мировых цен на нефть, но и к существенному росту частных доходов вполне конкретных руководителей государства. Отметим, что практически все из них относятся к группе "ястребов", что еще более усиливает их интерес к методам, связанным с внешней агрессией. И совершенно естественно, что в сложившейся ситуации, когда не было никакой гарантии глобального успеха проводившейся политики, доходы, полученные от завышенных цен на нефть, рассматривались этими лицами как гарантия на "черный день", гарантия, размеры которой только росли в случае продолжения политики дальнейшего откладывания каких-либо конкретных действий.
А в экономической сфере руководство США продолжало политику государственного стимулирования экономики, практически ту же самую политику, за которую в свое время подвергался жесточайшей критике со стороны американского истеблишмента председатель Банка России Виктор Геращенко в 1993-1994 годах, когда он спасал российское производство от российских либерал-реформаторов и их американских советников.
Как следствие всех этих процессов, с конца весны 2002 года США стали активно готовиться к войнам в Персидском заливе. Речь шла именно о войнах, во множественном числе, потому что достижение той стратегической цели, которая, собственно, и была причиной такой подготовки, то есть радикального снижения мировых цен на нефть, в принципе возможно было только в случае контроля США над всеми странами Персидского залива. При этом в США не особенно скрывали, что следом за Ираком жертвой агрессии будет Саудовская Аравия. Летом прошлого года были организованы "утечки" информации о соответствующих разработках в элитных мозговых центрах, в частности в "РЭНД корпорейшн", и о последовавших аналитических семинарах на эту тему в Пентагоне. Саудовская Аравия объявлялась чуть ли не главным врагом США: активно муссировалась тема о том, что подавляющее большинство организаторов теракта имело гражданство этой страны. Причем обвинения, предъявленные Саудовской Аравии, были чрезвычайно серьезными с точки зрения той системы ценностей, которая распространена в США. Страна, которая не допускает демократических реформ на своей территории, страна, в которой процветает недемократический монархический режим, исповедующий ислам ваххабитского толка: это только часть обвинений, предъявленных в этот период в открытой американской прессе.
Достижение такого результата (контроль над нефтью Ирака и Саудовской Аравии и прямое военное присутствие США в этих странах) в полном масштабе могло бы существенно ограничить амбиции Ирана и оставшихся стран ОПЕК (в первую очередь Венесуэлы) и обеспечить необходимое для США снижение цен на нефть. На всякий случай США вновь усилили давление на Венесуэлу путем финансирования активности оппозиции президенту У. Чавесу в ее попытках организовать референдум по досрочным президентским выборам в этой стране.
Но экономические проблемы в США продолжались, причем принимали самые разнообразные формы. Многократно описанные выше объективные потребности высших менеджеров крупных компаний к демонстрации крупных финансовых успехов привели к огромному росту "приписок", которые стали, наконец, выходить "на поверхность". Более подробно эти события описаны в других разделах нашей книги, однако момент, когда начались эти скандалы, оказался очень своевременным с точки зрения реакции иностранных инвесторов. Доверие потребителей и инвесторов к отчетности американских компаний было серьезно подорвано, что еще более увеличило отток иностранного капитала и, как следствие, устойчивость американской финансовой системы.
С началом III квартала 2002 года стали появляться полугодовые финансовые отчеты компаний, акции которых входят в индексы Dow Jones и S&P-500. Результаты экономической деятельности, как и следовало ожидать, оказались неутешительными, и фондовые индексы поползли вниз, достигнув минимумов за несколько лет. Поскольку никаких принципиальных; шагов для исправления ситуации придумать было невозможно (с учетом ситуации в окружении Буша-младшего), оставалось только увеличить объем государственной поддержки. Забегая несколько вперед, можно констатировать, что дефицит государственного бюджета США в новом (с I октября 2002 г.) финансовом году составляет уже около 50 миллиардов долларов в месяц, из чего можно сделать вывод о масштабах этой господдержки.
Но тогда локально это несколько исправило ситуацию - фондовый рынок стал выправляться. Что, впрочем, не помешало ему вновь начать падать, уже по итогам III квартала. Но к этому моменту стало понятно, что тот стратегический план, который неукоснительно исполнялся государственной машиной США, не может быть реализован в сколько-нибудь полном варианте, поскольку серьезный сбой дала та логика, которая была положена в его обоснование.
Такую ситуацию, конечно, можно было бы ожидать. Трудно себе представить, что страны, которые рисковали стать очередной жертвой США, готовы были бы сдаться без сопротивления. Причем не просто страны, а страны мусульманские, сама идеология которых требует максимальной экспансии, в мировых масштабах. Они напряженно искали выход из сложившейся ситуации, и, разумеется, нашли. Многочисленные мировые террористические организации (большая часть которых была создана на деньги ЦРУ и пронизана соответствующей агентурой) стали все чаще и чаще угрожать нефтяной инфраструктуре не только в Персидском заливе, но и по всему миру. А в Аравийском море был взорван французский супертанкер. И хотя катастрофы удалось избежать - танкер остался на плаву, и даже утечки нефти не произошло, выводы из этой ситуации были сделаны однозначные - даже в том случае, если предположить, что США триумфально пройдут по всем странам Персидского залива, снизить цену на нефть слишком сильно не удастся. Стоимость охраны нефтяной инфраструктуры и конвоирования нефтеналивных судов будет слишком велика. Очередной стратегический план обернулся "пустышкой".
Немного нарушив историческую последовательность событий, отметим, что по итогам войны в Ираке цены на нефть не опустились даже на уровень весны 2002 года (порядка 22 долларов за баррель), оставшись на уровне 27-32 доллара.

УГРОЗА ДЕФЛЯЦИИ

В этот момент экономика США столкнулась с еще одной серьезной проблемой - угрозой дефляции. Снижение цен делало абсолютно бессмысленным инвестиции во внутреннее производство - поскольку общие доходы корпораций все время падали. И Федеральная резервная система США озаботилась этой ситуацией. А. Гринспен и Б. Бернанке, председатель и член совета директоров ФРС, всерьез начали говорить о резком увеличении денежного предложения путем выкупа облигаций федерального казначейства США. Бернанке даже упомянул "виртуальный печатный станок", объясняя, что общее количество денег в американской экономике (в части их увеличения) находится под полным контролем ФРС. Однако ситуация на самом деле значительно более сложная.
Дефляция - это не причина, а следствие. Следствие уменьшения внутреннего спроса. Американская экономика - это экономика спроса, потребительский спрос формирует более 2/3 ВВП США. При этом для его поддержания, которое уже давно стало не только экономическим, но и политическим фактором, американские власти и корпорации всячески стимулируют расходы населения, ведь уже который год норма накопления в США находится вблизи нуля - американцы регулярно тратят больше, чем получают, увеличивая свои долги. Как уже говорилось, в подобной ситуации наращивать мощности и производство бессмысленно - основной упор надо делать на мероприятия по стимулированию сбыта и рекламу. Классический пример - автомобильная промышленность. В ней, хотя и происходит обновление модельного ряда (то есть инвестиции вкладываются), все равно приходится снижать цены ниже себестоимости и проводить мощные рекламные компании. А если взять какую-нибудь другую продукцию (типа зубной пасты), то там ничего не вкладывается, только в рекламу "как бы новых" продуктов. Российские телезрители хорошо это знают.
Но падение спроса в условиях, когда доходы не снижаются, является в том числе и отражением структурного кризиса, то есть структура экономики и структура конечного спроса не совпадают. Мы уже много об этом писали в этой книге, однако до сих пор такое несоответствие проявлялось только в отдельных аспектах (например, в снижении спроса на продукцию "новой" экономики). Осенью 2002 года это несоответствие впрямую проявилось в очень крупных масштабах и коснулось более широкого спектра отраслей. А поскольку изменения структуры экономики страны - это не тот масштаб, который может осилить отдельный предприниматель, то бессмысленность инвестирования становится еще более очевидной. Проблема только в том, что государство, которое должно было бы все свои усилия направить на изменение структуры экономики (так, например, как это было сделано в начале 70-х годов прошлого века, в период нефтяного кризиса), наоборот, пытается законсервировать ситуацию, из чисто политических соображений, сохраняя status quo.
Сделаем здесь еще одно отступление. В последние месяцы пресса разных стран любит сравнивать ситуацию в Европе и США, причем в пользу последних. Основанием для таких выводов являются некоторые макропараметры (уровень инфляции, безработицы и некоторые другие). А выводы из этих сравнений делаются очень простые: поскольку ситуация в Европе хуже, то и валюта европейская должна быть слабее американской, то есть падение доллара относительно евро вот-вот сменится на рост. Мы не будем сейчас обсуждать, кто из авторов этих рассуждений искренне заблуждается, а кто - регулярно финансируется Вашингтоном. Но читателю нашей книги должно быть понятно: в Европе, в отличие от США, кризис не структурный, а макроэкономический. То есть там обычная рецессия, отягощенная общим мировым кризисом. А со структурой экономики все в порядке. Поэтому даже те показатели, которые в Европе хуже, чем в США, не оказывают фатального влияния на евро. И косвенным обстоятельством, поддерживающим эту точку зрения, является рост европейского экспорта на фоне быстрого падения доллара.

ОБОСТРЕНИЕ ПРОБЛЕМ И КРИЗИСНЫЕ СЦЕНАРИИ

Как плата за консервацию структурных несоответствий, начиная с 2002 года в США росли дефициты бюджета, внешнеторгового и платежного баланса. Причем этот рост достигал колоссальных величин - например, только в ноябре 2002 года дефицит внешнеторгового баланса вырос больше, чем на 13%. И, как следствие, одновременно начал падать доллар. Поскольку к этому моменту высокодоходных финансовых рынков в мире практически не осталось, рынки начали переходить на "вечные" ценности - начала серьезно расти цена на золото. И вот здесь отсчет времени для администрации Буша-младшего резко ускорился.
Во-первых, серьезное беспокойство начали проявлять те банки (как коммерческие, так и инвестиционные), которые были втянуты ФРС в схему, связанную с лизингом золота из официальных резервов США и его последующей продажей на рынке. Рост цен на этот металл для них означал фиксирование серьезных убытков (поскольку выкупать обратно на рынке золото, взятое по лизингу, приходилось по все более высоким ценам). Заметим, что эти события происходили на фоне общего ухудшения финансового состояния банковской системы, обусловленного рекордным дефолтом американских компаний по своим долговым обязательствам, ростом объемов персональных банкротств и потерями, понесенными на фондовом рынке.
Во-вторых, дальнейшее ухудшение бюджетной ситуации начало создавать политические проблемы как внутри страны, так и за ее пределами.
Но главной проблемой стала девальвация доллара. Описанная в предыдущих главах система, построенная Ф.Д. Рузвельтом, в принципе не могла существовать при постоянно падающем долларе. По той простой причине, что международные финансовые рынки, базирующиеся на долларе, в этой ситуации неминуемо начали бы искать более стабильную основу (другие валюты или корзины валют, а то и золото). А это означало бы конец той системы управления ими, которая стала базой для ускоренного, по сравнению с другими странами, развития финансовых институтов США во второй половине XX века.
При этом сама по себе девальвация доллара, может быть, и не стала бы фатальным обстоятельством, будь она резкой и короткой. Такая девальвация могла бы вызвать непродолжительный шок или временное помрачение в умах как международных инвесторов, так и обывателей, но не превратилась бы в устойчивый психологический фактор. Доллар уже падал несколько раз за последние десятилетия - например, в середине 1980-х годов, в период проведения Рейганом своей экономической политики, или в 1995 году - и каждый раз США решали сложившиеся проблемы. В конце концов, падение доллара можно было бы списать на естественную компенсацию долгого роста 1990-х годов.
Но вот постоянные колебания валюты, в которой номинированы контракты, да еще и в рамках тренда к снижению курса, создают дополнительные, по сравнению с предварительными расчетами, убытки. И рынки долго терпеть такой ситуации не будут. Даже самая простая экстраполяция текущих тенденций (а доллар сохраняет значительный потенциал своего дальнейшего падения и сейчас) приводила руководство США к очевидным выводам: еще несколько месяцев - и основные участники международных финансовых рынков начнут переходить из доллара в другие валюты. А это означает разрушение всей системы международных рынков, системы разделения труда, изменения вектора международных инвестиций и остановку процессов глобализации. Это означает разрушение системы международных финансов, контролируемых уолл-стритовскими инвестиционными банками.
В такой ситуации финансовые власти США уже были вынуждены рассматривать достаточно "резкие" с точки зрения значительной части американского истеблишмента тактические сценарии. В частности, сценарии обрушения доллара и большинства внутриамериканских рынков (недвижимости, фондового, корпоративных облигаций и т.д.). Эти сценарии автоматически требовали четкого определения того, кого и как должно поддерживать в критических ситуациях государство. И здесь снова произошло столкновение описанных двух главных американских антикризисных доктрин.
С точки зрения "изоляционистов", поддерживать надо внутреннюю финансовую ситуацию и те коммерческие банки, которые наиболее активно кредитуют американскую промышленность и в которых хранятся сбережения американских граждан. А "ястребы", естественно, отдавали приоритет сохранению международной финансовой системы и, как следствие, ратовали за обязательное сохранение системы международных инвестиционных банков с Уолл-стрит. Противоречие это усугублялось тем обстоятельством, что два из трех основных экономических "гуру" Вашингтона - секретарь казначейства (министр финансов) Пол О'Нил и глава группы экономических советников президента Буша-младшего Лоуренс Линдсей - явно принадлежали к "изоляционистам". Что касается третьего, главы ФРС Алана Гринспена, то он, хотя и был вынужден прислушиваться к акционерам ФРС -инвестиционным банкам с Уолл-стрит, все же оставался ближайшим другом О'Нила, постоянно с ним встречаясь на неформальной почве.

УРОНИТЬ ДОЛЛАР... ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПОСТАВИТЬ ЕГО НА НОГИ

Одним из экстремальных вариантов, который безусловно, рассматривался в Вашингтоне, был сценарий контролируемой девальвации доллара. Поскольку стало понятно, что избежать его в принципе не получается, а допустить медленное падение также невозможно, единственным вариантом оставалась быстрая девальвация доллара с дальнейшей его жесткой фиксацией. При этом предполагалось, что инвесторы не начнут искать ему альтернативы, получив абсолютно неопровержимые доказательства устойчивости доллара в дальнейшем. И вопрос был в том, какое именно доказательство будет для мировых рынков достаточно убедительным.
Соответствующий ответ дал А. Гринспен: в одной из своих речей в декабре 2002 года он достаточно много места уделил тем положительным аспектам, которые нес в себе золотой стандарт 1944-1971 годов. Мы уже писали о возможности введения "квази-золотого стандарта" для доллара. Однако в устах А. Гринспена это звучало уже совсем удивительно. Особенно с учетом упомянутых выше идей об эмиссионной поддержке американской экономики. По этой причине имеет смысл более подробно остановиться на этом сценарии. С точки зрения Гринспена, он скорее всего выглядел следующим образом. Вначале осуществляется быстрая девальвация доллара. Быть может, процентов на 40-50. Технически это можно сделать разными способами, как спекулятивными (массовая продажа соответствующих ценных бумаг), так и централизованными. Одновременно, естественно, резко вырастает цена золота. В этот момент и осуществляется переход к частичному золотому покрытию доллара.
Такой сценарий, на первый взгляд, одновременно решает сразу много проблем. Во-первых, управляемую девальвацию можно провести достаточно быстро и избежать ухода участников международных финансовых рынков в другую валюту. Во-вторых, привязка к золоту не может не удовлетворить всех сомневающихся - золото в ближайшее время дешеветь не будет. В-третьих, некоторое обесценение государственного долга США и, более широко, всех долгов, как корпораций, так и домохозяйств, позволит им существенно увеличить расходы, что неминуемо стимулирует американскую экономику. И, наконец, это позволит значительно поднять учетную ставку, то есть вернуться к ситуации, предусмотренной еще Рузвельтом, когда самые доходные финансовые рынки в мире находились в США.
Что касается убытков, которые понесут участники рынка в связи с одноразовой девальвацией, то авторитет единственной сверхдержавы пока достаточен для того, чтобы каким-нибудь способом их "успокоить".

СЦЕНАРИЙ "ЗОЛОТОГО СТАНДАРТА" - "ТРОЯНСКИЙ КОНЬ" ИЗОЛЯЦИОНИСТОВ?

Но это только на первый взгляд. А дальше возникают проблемы. Первая из них - нехватка золота. Здесь есть некоторые паллиативы. Например, США могут попытаться "отсечь" тот объем денег, как наличный, так и безналичный, который находится за пределами США. Для этого достаточно объявить денежную реформу (то есть обмен денег), причем для американских резидентов провести его автоматически, а для остальных - организовать серьезные проверки. Повода для них в условиях "войны с терроризмом" даже придумывать не надо - полный анализ всех источников происхождения денег и доказательства их абсолютной непричастности к "мировому терроризму" может занимать месяцы и месяцы - тем более что само определение понятия терроризма находится под полным контролем проверяющего. Это даже может создать замечательный дополнительный инструмент "построения" различных стран и режимов, поскольку снижение сроков проверки дорого будет стоить.
Кроме того, США могут повторить конфискационную реформу Ф. Рузвельта, то есть принудительно обменять золото, находящееся в собственности частных лиц и корпораций, на доллары в соответствии с зафиксированным курсом.
Правда, такое поведение США само по себе может поставить доллар под угрозу, но здесь есть различные варианты силовой поддержки - например, контроль за нефтью Персидского залива (еще один дополнительный аргумент в пользу войны). Проблема только в том, что это все равно не поможет, поскольку с начала 1970-х годов, когда США были вынуждены отказаться от "золотого стандарта", рост финансовых рынков был настолько грандиозным, что по своим масштабам они теперь многократно превосходят все товарные рынки вместе взятые. Иными словами, основная проблема привязки доллара к золоту состоит в том, что для тех долларов, которые обслуживают материальные ценности, это вполне возможно (и рост цен на золото даже будет не беспредельным), а вот для тех, которые обслуживают рынки финансовые, - уже не вполне. Финансовых активов в мире слишком много, и без их серьезного обесценения такой сценарий работать не сможет.
Но если подобное обесценение провести, то это означает обрушение мировых финансовых рынков - во всяком случае, за пределами США. Но в этом случае мы автоматически получаем сценарий "изоляционистов", то есть совсем не то, с чем могут согласиться инвестиционные банки с Уолл-стрит. Может быть, именно по этой причине тема "золотого стандарта" больше Гринспеном не поднималась (пока?).
В то же время не исключено, что сторонники изоляционизма могут рассматривать эти сценарии именно как переход к закрытой экономике - поскольку на внутреннюю привязку денежной единицы к золоту (с учетом падения финансовых рынков) запасов благородного металла в США хватит почти наверняка.
Кроме того, есть еще несколько проблем, связанных с реализацией описанного сценария, часть из которых руководство США точно понимает, а часть - не совсем. Одна из них заключается в том, что еще до того, как будет осуществлена привязка доллара к золоту, необходимо "проткнуть" все оставшиеся со времени "бума" финансовые "пузыри", поскольку их неизбежное обрушение рано или поздно неминуемо вызовет новую волну девальвации доллара (что прямо противоречит идее фиксации валютного курса и обессмыслит всю затею). Из этих оставшихся эксцессов наиболее очевидную опасность представляет предельно перегретый рынок частной недвижимости и связанный с ней гигантский рынок специализированных облигаций. И вот в марте 2003 года А. Гринспен в своем выступлении говорит о том, что в текущем году цены на недвижимость скорее всего существенно упадут. А через несколько дней руководитель Федерального резервного банка Сент-Луиса Уильям Пул говорит о том, что рынок ипотечных облигаций, привязанных к недвижимому залогу (общая стоимость которых на начало 2003 года составляла около 3,5 трлн долларов), может рухнуть в любое время, причем процесс обрушения окажется настолько стремительным, что будет измеряться не месяцами, а днями или даже часами.
Но важнее то, о чем они вслух не говорят. Поскольку никто из руководителей ФРС и новых экономистов в администрации Буша-младшего не оказывает явного сопротивления быстрому росту государственных расходов, то предполагается, по всей видимости, что для их компенсации придется резко увеличить государственный долг. Что возможно сделать только путем резкого увеличения продаж государственных облигаций. То есть необходимо поднимать их привлекательность - повышать учетную ставку (альтернативный вариант будет рассмотрен чуть ниже). А при ее повышении резко вырастает стоимость рефинансирования корпоративных долгов, что приведет к автоматическому "исправлению" структурных перекосов через механизм массового банкротства и, как следствие, - резкому сокращению ВВП.
Иными словами, даже после привязки доллара к золоту неминуемо начнутся кризисные процессы, которые вызовут его дальнейшую девальвацию.
Последним крупным стратегическим предложением, выдвинутым уже непосредственно Бушем-младшим, стала новая налоговая реформа, направленная на стимулирование американской экономики. Она предполагала сокращение налоговой нагрузки примерно на 750 миллиардов долларов в течение 10 лет и сразу же, как только была обнародована, подверглась жесточайшей критике. Читателю этой книги должно быть ясно с самого начала, что предложения подобного масштаба никакого существенного эффекта дать не могут - 750 миллиардов в 10 лет - это 6 миллиардов в месяц. Хотя по своему прямому воздействию это снижение и сравнимо с описанным выше эффектом от уменьшения нефтяных цен, однако здесь есть дополнения, на которые сразу обратила внимание американская общественность. Дело в том, что основными получателями этих льгот должны стать именно те предприятия, которые и так имеют существенную прибыль. Иными словами, эта реформа стимулирует не те предприятия, которые находятся на грани рентабельности (в значительной части не по своей вине), а те, кто и так не нуждается в поддержке. Иными словами, дополнительная прибыль скорее всего будет банально "проедена" акционерами и владельцами этих компаний и, в значительной своей части, не пойдет па стимулирование экономики.
Кроме того, эта реформа, в случае ее осуществления, должна была нанести серьезнейший удар по бюджетной системе отдельных штатов, которые в течение короткого времени после ее начала стали бы банкротами.
В апреле 2003 года Конгресс все-таки принял эту реформу, однако ее масштаб был сокращен более чем вдвое, что практически полностью ликвидировало ее как фактор стратегического влияния на общеэкономическую ситуацию в стране.

БЕССМЫСЛЕННАЯ ВОЙНА

По мере рассмотрения описанных выше кризисных сценариев и крушения всех стратегических экономических планов, руководство США все более и более оказывалось в ситуации идейного вакуума. Война в Ираке потеряла стратегический смысл, прекратились даже нападки на Саудовскую Аравию. Сценарии девальвации доллара рассматривались, но уже в качестве одного из катастрофических вариантов, который надо в обязательном порядке предотвратить, никаких новых идей на горизонте тоже не просматривалось. И в этот момент банкиры с Уолл-стрит поняли, что речь уже идет не о размере прибыли, а о выживании. И они начали действовать.
В декабре 2002 года подали в отставку П. О'Нил и Л. Линдсей. Люди, которые, принеся в жертву "священную корову" - монетаризм, спасли Буша-младшего в сентябре 2001 года, оказались в не менее критической ситуации персонами non grata. Причем американские СМИ довольно откровенно говорили о причинах этой отставки (или, точнее, об одной из причин) - недостаточное внимание, с которым эти люди прислушиваются к мнению американских финансовых кругов (читай: банкиров с Уолл-стрит). Иными словами, те антикризисные действия, которые задумывали О'Нил и Линдсей, оказались не совсем "правильными" - далеко не все оставшиеся ресурсы государства предполагалось бросить на спасение инвестиционных гигантов с Уолл-стрит. Такое пренебрежение их интересами в сегодняшнем Вашингтоне не допускается. И на освободившиеся места были назначены люди, которым такое поведение не свойственно: достаточно слабый в политическом смысле руководитель железнодорожной компании Джон Сноу стал министром финансов, а главным экономическим советником Буша-младшего стал Стивен Фридмен - представитель одного из крупнейших в мире инвестбанков Goldman Sachs.
В сложившейся ситуации все чаще на первое место стала выходить война в Ираке. Хотя она утратила всякий стратегический смысл, однако во многих вариантах чисто кризисных сценариев США будет необходим контроль над нефтью Персидского залива. Кроме того, "маленькая победоносная война" еще никому не мешала, особенно в ситуации, когда общественное мнение было обработано в результате многомесячной анти-хусейновской пропаганды, а рейтинг Буша-младшего определенно стал падать в условиях непрекращающихся экономических проблем.
Но эта война сама по себе стала достаточной проблемой. Причем сразу по двум направлениям. Во-первых, необходимо было ее максимально легитимизировать, то есть в первую очередь получить санкцию Совета Безопасности ООН на ее начало. А здесь, несмотря на все усилия К. Пауэлла, США столкнулись с жестким противостоянием с Францией и Германией. Мы не будем здесь в полной мере описывать эту коллизию, но хотелось бы высказать одно наше частное мнение. Нам кажется, что проблемы Ирака не могли вызвать такой серьезный раскол. Скорее всего, дело в том, что в последние месяцы США не смогли исполнять те функции по сохранению стабильности мировой финансовой системы, которые они, явно или неявно, взяли на себя в 1944 году, при принятии Бреттон-Вудских соглашений, и особенно в 1973 году - при их отмене. А в этих условиях встает вопрос о правомерности для США присвоения монопольной "ренты", возникающей в связи с тем, что национальная валюта этой страны используется как базовая в международных расчетах. Фактически речь идет о том, что те преимущества, которые получили США в "модели Рузвельта", были кредитом, платой за который было обеспечение стабильности мировой финансовой системы. Стабильность исчезла, кредит надо отдавать... Это куда более серьезная причина для ссоры, причем такая, которая на уровне обычной дипломатии решена быть не может.
Во-вторых, уж коли речь о полном захвате всех стран Персидского залива уже не шла, необходимо было придумать, как организовать американский контроль за добычей именно иракской нефти, причем максимально ее увеличив. Однако США настолько увязли в иракских проблемах, что им можно только посочувствовать. Не вдаваясь в тонкости, можно отметить только, что провести демократические выборы в Ираке США не могут, поскольку на них победят шииты (которые составляют 60% населения страны), находящиеся под полным идеологическим и организационным контролем Ирана. Продолжать оккупацию - значит серьезно ухудшить отношения с другими арабскими странами. Передать северные месторождения курдам - значит вызвать серьезный конфликт с Турцией. Не давать курдам контроль над нефтяными полями - значит превратить их из союзников во врагов.
Ну и, наконец, в рамках нейтралитета большинства арабских стран в этой войне, США взяли на себя обязательство разрешить палестино-израильский конфликт с образованием по его итогам палестинского государства. Задача вполне утопичная.

В ОТСУТСТВИЕ СТРАТЕГИИ

Все эти проблемы и задачи, которые как снежный ком нарастали весь год, привели к крайне серьезному результату: принципиальному и радикальному изменению поведения американского государственного аппарата. Его высокое качество и общая высокая культура менеджмента в США всегда делали стратегическую направленность этого государства вполне прогнозируемой. После выбора стратегической цели (которая обычно публично обсуждается) разрабатывается план ее достижения (далеко не всегда обнародуемый, а частью просто секретный), который неукоснительно исполняется.
Причем в том случае, если в процессе реализации какой-нибудь тактической цели обнаруживаются непредвиденные проблемы, то для их решения используются все возможности, "в огонь" бросаются все ресурсы, даже в том случае, если при этом существенно ухудшаются шансы на достижение заявленной стратегической цели. Последним примером такого поведения являлись попытки США сколотить "антииракскую коалицию", ради чего были серьезно ухудшены отношения со "старой" Европой и реально поставлена под угрозу вся американская "пятая колонна" в этом регионе (в частности, судьба нынешнего премьера Великобритании Т. Блэра и отдельных режимов в Восточной Европе).
Описанная методика, хотя и может создавать определенные сложности, но в целом позволяет максимально использовать выучку среднего звена государственного аппарата, который в каждый момент четко знает, какой цели он должен достичь, какие задачи он решает в данный момент и какие ресурсы можно и нужно для этого задействовать.
При этом до принятия окончательного решения не исключены многочисленные споры о правильности той или иной стратегии, но после ее принятия устанавливается административный консенсус. Например, в США были серьезные разногласия между "командой Пауэлла" и "командой Рамсфельда" в отношении необходимости и обеспечения операции в Ираке, которые мгновенно прекратились, как только было принято окончательное решение.
В частности, попытки бывшего спикера Палаты представителей Н. Гингрича в середине апреля 2003 года обрушиться с критикой на К. Пауэлла уже после войны в Ираке (скорее всего, с тайной поддачи команды "ястребов" Чейни-Рамсфельда-Раис-Вулфовица-Перла), была явным нарушением установленного правила и потому встретила жесткий отпор как со стороны Дж. Буша-старшего, так и со стороны официального представителя Белого Дома.
Однако в том случае, когда стратегическая цель является предельно сложной, такая технология может привести к катастрофе, поскольку в процессе решения тактических задач можно "растратить" тот ресурс, который теоретически позволял бы достичь необходимого результата. Классическим примером является распад СССР, который произошел, в частности, вследствие того, что весь экономический и административный ресурс был использован на реализацию мелких в государственном плане решений.
Описанная выше система построения государственного управления, помимо всего прочего, предусматривает жесткое разделение сфер ответственности. Теоретически перечисленные творцы современной модели американской безопасности и не должны думать об экономической ситуации. Но проблема усугубляется известным разделением нынешнего Вашингтона на две партии. Поскольку собственно военных (Комитет начальников штабов) скорее всего контролирует "изоляционист" Пауэлл (недаром этот орган управления американской армии летом и осенью 2002 года неоднократно допускал целенаправленные "утечки" информации о крайней нежелательности войны в Ираке), система политического управления войсками, то есть собственно министерство обороны США, Пентагон, проявляет все большую активность. И неминуемо "залезает" на территорию "изоляциониста" К. Пауэлла - государственного секретаря (министра иностранных дел).
А вот экономический блок до декабря 2002 года "ястребы" не контролировали вообще. И это серьезно беспокоило их "кураторов" с Уолл-стрит, поскольку "изоляционисты" Л. Линдсей и П. О'Нил в своих действиях явно могли совершить действия, которые были бы крайне нежелательны для "ястребов". После декабря ситуация изменилась - хотя новые назначенцы и не являются членами команды Чейни-Рамсфелда-Вулфовица, но и вес занимаемых ими должностей в Вашингтоне снизился настолько, что самостоятельных планов они предъявлять не могут. Но это автоматически усилило роль собственно "ястребов" как разработчиков уже экономических стратегий, при том, что они к этой работе не приспособлены и не готовы - и как конкретные люди, и всей системой аппаратного разделения труда.
А "изоляционисты" все чаще и чаще вынуждены свои планы проводить не в рамках публичного обсуждения государственных проблем, а путем тайного использования своего влияния на нижних ступенях государственного аппарата. В частности, не исключено, что некоторые действия, которые осуществляют международные террористы и которые направлены на торможение планов "ястребов", сделаны по заказу отдельных чиновников ЦРУ, которым в свое время руководил такой видный представитель "партии изоляционистов", как Дж. Буш-старший.
Современная политическая стратегия США изложена в новой доктрине по национальной безопасности, разработанной в Пентагоне Чейни, Рамсфельдом, Вулфовицем и Перлом еще в самом начале 1990-х годов, но принятой и подписанной уже президентом Бушем-младшим совсем недавно. Доктрина имеет неприкрытый неоимперский характер, а ее авторы являются открытыми идейными наследниками Лео Страусса, известного своими фашистскими воззрениями. Но итоги войны в Ираке, которые мы в этой книге подробно обсуждать не будем, показали, что экономических ресурсов на реализацию такой стратегии в полном объеме явно недостаточно. А с экономическими стратегиями дела обстояли плохо...
В результате описанной выше "фракционной борьбы", с 2003 года в США не ведется никаких дискуссий о содержании стратегических планов преодоления экономических проблем. Происходят только отдельные тактические действия, сводящиеся в основном к решению локальных, проблем. Например, проблемы авиаперевозчиков, возникшие в связи с войной, закрыли путем принятия многомиллиардной программы их господдержки; ранее принята аналогичная масштабная программа субсидий фермерам (не очевидно, что такие программы соответствуют принципам ВТО); жесткие протекционистские меры применены для защиты сталелитейной промышленности (несмотря на которые в отрасли в течение года происходили крупные банкротства). Эта политика "затыкания дыр" пока срабатывает, но очевидна ее неэффективность - новые дыры возникают на порядок быстрее, чем латаются старые.
Как уже говорилось, была сделана попытка искусственно поднять курсы доллара и фондовые индексы, воспользовавшись войной в Ираке, однако и эта попытка не очень удалась. Отметим, что Л. Линдсей и П. О'Нил скорее всего не стали бы заниматься такой "мелкой" деятельностью, поскольку для них была очевидной ее бессмысленность и даже определенная имиджевая вредность.

АКТИВНОЕ БЕЗДЕЙСТВИЕ

Все вышесказанное позволяет сделать вывод о том, что политэкономическая ситуация в США принципиально изменилась!
По всей видимости, политическое руководство США в настоящий момент признало, а точнее, смирилось с тем, что надежных методов вывода страны из экономического кризиса не существует и избежать его острой стадии практически невозможно. Только такое понимание ситуации могло заставить государственный аппарат США отказаться от обсуждения стратегических целей в области экономики.
Как следствие, стратегические экономические цели заменены на цели политические, главной из которой является обеспечение победы Буша-младшего на следующих президентских выборах. Тем более что в этом обе группировки в его окружении абсолютно солидарны. Соответственно, в экономике будут применяться только те тактические методы, последствия которых понятны и прогнозируемы. Иными словами, в настоящий момент основной задачей экономической политики руководства США является не решение реальных экономических проблем, а отнесение их самых неприятных последствий на срок после выборов в ноябре 2004 года.
Разумеется, при таком подходе возникают некоторые резервы, которые теперь не используются при реализации стратегических планов, но зато и реальных результатов ждать не приходится - остается только ждать, когда произойдет обвал. И не исключено, что отставка в декабре 2002 года основных экономических стратегов Буша-младшего в предыдущий период - П. О'Нила и Л. Линдсея - частично связана именно с их нежеланием участвовать в такой деструктивной деятельности.
Для недопущения обвального спада в экономике до выборов будет осуществляться мощная денежная накачка в тот сектор экономики, который в тот или иной момент будет находиться в наиболее критической ситуации. При этом будут использоваться как прямые бюджетные деньги, так и средства закрытых фондов министерства финансов и ФРС, а также прямая денежная эмиссия.
В частности, скорее всего будут приложены максимальные усилия для того, чтобы не допустить обрушения рынка недвижимости (закладных) - последнего крупного рынка, поддерживающего высокую потребительскую активность в США. А поскольку это возможно только при низкой учетной ставке, не исключено, что администрация Буша-младшего откажется и от идеи перейти к "рейганомике" - то есть не станет повышать учетную ставку для увеличения привлекательности облигаций федерального казначейства. Поскольку финансировать государственные расходы все равно необходимо, не исключено, что странам Персидского залива и Европы будут предложены серьезные уступки (доступ к контрактам на восстановление Ирака, согласие на приход к гражданской власти в Ираке местной администрации или даже согласие на выполнение опековских квот со стороны Ирака) в обмен на их согласие на массовую покупку долгосрочных облигаций казначейства США.
Поскольку такая абсолютно неконструктивная политика в целом неминуемо приведет к постепенному ухудшению жизненного уровня большинства граждан США, то это будет компенсироваться агрессивной пропагандой в стиле "три года упорного труда - десять тысяч лет счастья". Иными словами, американские граждане подвергнутся тотальной пропагандистской обработке на предмет объяснения им необходимости на короткое время (до выборов!) "затянуть пояса" в связи с необходимостью завершить борьбу с внешними врагами (международным терроризмом). Одновременно будет наращиваться давление на политических противников (демократов), которые будут обвиняться в неспособности к решительным действиям по борьбе с "международным терроризмом".
Вопрос о том, как долго может продолжаться такая политика и может ли она в принципе завершиться успехом (то есть удастся ли перенести острую стадию кризиса на конец 2004 года) - остается открытым. Если руководству США удастся договориться с арабскими странами и Европой, и с их помощью осуществить массированные вливания в американский бюджет, то ситуация может еще какое-то время держаться. Но общий объем необходимых средств составляет триллионы долларов. С учетом серьезных экономических разногласий между США и Европой вопрос о том, сумеют ли США "продавить" необходимые им результаты, далеко не очевиден.