Л.ТОЛСТОЙ И ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В БОРЬБЕ С ПРАВОСЛАВИЕМ
ЛЕВ ТОЛСТОЙ КАК ЗЕРКАЛО РУССКОГО МАСОНСТВА
По материалам книги Ю. Воробьевского и Е. Соболевой
«Пятый ангел вострубил». Масонство в современной России. М: 2002.-500 с.
В смысле популяризации братства вольных каменщиков эпопея Л. Толстого «Война и мир» сделала, вероятно, не меньше, чем вся историческая литература, и сделала так, что в кругах интеллигенции любили и ценили старое русское масонство. Читатель всегда мог понять, что метания и разочарования Пьера связаны с его личной драмой, что он сам отчасти повинен в переживаемых неудачах и ударах судьбы. И не один раз, как свидетельствует автор, масонство являлось для его героя не только источником утешения, но и давало возможность подняться на большую духовную высоту. А эти страницы написаны Толстым с такой яркостью и убедительностью, что впечатление от них не меркнет, несмотря на последующие колебания и сомнения.
Лев Толстой – культовый персонаж российской интеллигенции.
Лет в 12 одного из авторов повезли в Ямную Поляну, поклониться могиле великого писателя. Могила эта, холмик без креста, произвела гнетущее впечатление. Конечно, не знала тогда пионерка, что сам Толстой завещал похоронить себя без «так называемого богослужения, а зарыть тело так, чтобы оно не воняло». Так и зарыли. Как собаку. И, словно над самоубийцей, не поставили креста.
Что ж, духовным самоубийцей он и был.
Могила стала, конечно, местом поклонения. Обнаружила все признаки религиозного памятника. Вскоре после смерти графа, 28 августа 1911 года, приехал сюда его верный ученик Бирюков с товарищами. Возложили цветы. Десятилетний сын Бирюкова нагнулся, чтобы поправить их, и вдруг громко вскрикнул. Отец с ужасом увидел, что правая рука ребенка обвита гадюкой, укусившей мальчика… Гадюки в здешних местах не замечены, установило расследование, и появление серой змеи в три четверти аршина длиной является загадкой. Тогда же была обнаружена змеиная нора в могиле писателя.
Пресмыкающаяся «мудрость» этого грешника еще долго будет жалить и из гроба.
Нет, недаром Ленин почти ласково называл Толстого зеркалом русской революции. Вообще между этими двумя персонажами существует любопытная связь, сотканная из целой серии совпадений (?). В «Анне Карениной» прообраз революционных бесов, «новый человек», склонный к самоубийству интеллигент, находящий «якорь спасения» в революции, носит фамилию Левин. Таков был один из первых псевдонимов Ленина. Слишком откровенный, указывающий на Левитские корни(как и фамилия К, Маркса – Леви). В ранней же редакции романа этот Левин назвал Николаем Лениным. Таков, как известно, следующий псевдоним «вождя мирового пролетариата» и будущего «кадавра».
В школьных и институтских программах всегда умалчивалось, что Толстой был не просто литератором. Он ведь замахивался на создание собственной религии. Якобы христианской, но без Христа. Чего стоит собранный им том различных «поучений» - из всех религиозных традиций и из всевозможных философов. В этих вполне экуменичных «четьях минеях» предписывается, какую «мудрость» надо читать в тот или иной день года.
А вот запись в дневнике писателя от 20 апреля 1889 года: «Созревает в мире новое миросозерцание и движение, и как будто от меня требуется участие – провозглашение его. Точно я для этого нарочно сделан тем, что я есмь с моей репутацией,- сделан колоколом».
Поистине мессианские амбиции!
Их развивал в Толстом некий голос. Вот запись от 25 мая того же года: «Ночью слышал ГОЛОС, требующий обличения заблуждений мира. Нынешней ночью ГОЛОС говорил мне, что настало время обличить зло мира… Нельзя медлить и откладывать. Нечего бояться, нечего обдумывать, как и что сказать».
«Зло мира»… Симптом «внутреннего голоса» выдает в Толстом бесноватого. Не случайно Победоносцев писал о его богоборчестве так: словно бес овладел им.
Богохульник скакал по яснополянским окресностям на гнедом жеребце, которого назвал Бесом. А невидимый бес сидел за спиной графа. Как на древней печати рыцарей-храмовников – два всадника на одном коне. Что ж, древний предок писателя и принадлежал к тамплиерскому роду. Шарахнувшись от костра инквизиции, он в ХIV веке прибыл на Русь. И страшный крик Жака де Моле, его вопль из пламени: «Отмщение, Адонаи, отмщение!»,- через столетия зазвучал в душе тамплиерского потомка.
К началу ХХ века получил Лев Николаевич и специфическую интеллектуальную подготовку. Она началась с его желания изучить еврейский язык. Учителем стал московский раввин Соломон Моисеевич Минор (настоящая фамилия Залкинд).
Толстой, основателем рода которого считается рыцарь-храмовник граф Анри де Монс, архитипически точно воспроизвел тамплиерское обращение за «мудростью» к иудаизму.
Через некоторое время занятий Минор констатировал: «Он )Толстой) знает также и Талмуд. В своем бурном стремлении к истине, он почти за каждым уроком расспрашивал меня о моральных воззрениях Талмуда, о толковании талмудистами библейских легенд и, кроме того, еще черпал свои сведения из написанной на русском языке книги «Мировоззрение талмудистов».
Подсказки учителей слышны во многих текстах Толстого. Например, о том, что истинно живет отнюдь не христианство, а «социализм коммунизм, политико-экономические теории, утилитаризм». Дух талмудического христоненавистничества, приземленного практицизма, замаскированного под коммунизм иудейского мессианства так и веет над этими словами.
О бесах будущей революции, убийцах Александра II, Толстой отзывается так: «лучшие, высоконравственные, самоотверженные, добрые люди, каковы были Перовская, Осинский, Лизогуб и многие другие».
О масонстве: «Я весьма уважаю эту организацию и полагаю, что франк-масонство сделало много доброго для человечества».
А вот о «гонимом народе»: Из письма В.С. Соловьеву, составившему в 1890 году «Декларацию против антисемитизма»:
- «Я вперед знаю, что если Вы, Владимир Сергеевич, выразите то, что думаете об этом предмете, то Вы выразите и мои мысли и чувства, потому что основа нашего отвращения от мер угнетения еврейской национальности одна и та же: сознание братской связи со всеми народами и тем более с евреями, среди которых родился Христос и которые так много страдали и продолжают страдать от языческого невежества так называемых христиан».
И еще цитаты:
- «То, что я отвергаю непонятную троицу и… кощунственную теорию о боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо.»
- «Посмотрите на деятельность духовенства в народе, и вы увидите, что проповедуется и усиленно внедряется одно идолопоклонство: поднятия икон, водосвятия, ношения по домам чудотворных икон, прославление мощей, ношение крестов и т.п.».
- «В елеосвящении, так же, как и в миропомазании, вижу прием грубого колдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах, молитвах, заклинаниях».
Все это он и считал «злом мира». Рукой слышавшего «голоса» Толстого видил, видно, тот же персонаж, что в свое время и рукой обер-прокурора Синода Мелиссино, а позже – Ленина.
Страшные слова о Боге писал граф. Но каковы были интонации! Каково раздражение, с которым это все говорилось! Каковы были глаза! В воспоминаниях современников перед нами предстает поистине нечеловеческая злоба.
Талмудическое мудрование – главное в отношении Льва Николаевича к священным текстам. «Метолика создания ереси прекрасно показана в его статье «Как читать Евангелие». Он советует взять в руки сине-красный карандаш и синим вычеркивать места, с которыми ты не согласен, а красным подчеркивать те, что по душе. По составленному таким образом личному Евангелию и надлежит жить.
Сам Толстой обкорнал начало и конец Благовестия (Воплощение и Воскресение). И в середине Христос был понужден на каждое свое слово смиренно просить разрешения яснополянского учителя всего человечества. Всего – включая Иисуса, которого по сути Толстой берет себе в ученики. Чудеса Лев Николаевич Иисусу вообще запретил творить.
Почему их всех – от Толстого до Мелиссино – так бесит сам факт чуда Божиего? Потому что сами не причастны ему? Потому что оно не подвластно гордой человеческой воле?
Странно, что Толстой, утверждавший общечеловеческую солидарность в вопросах этики, твердивший, что замкнутый в своем индивидуализме человек – ущербен, настойчиво писавший, что надо соглашаться с лучшими нравственными мыслями, высказанными учителями всего человечества и всех народов, не распространял эту солидарность и на область веры. Довериться религиозному опыту людей – даже тех людей, которых он включил в число учителей своих, - он не смог.
Однажды приехал Толстой в Оптину пустынь, но, по гордости своей, так и не перешагнул порог кельи старца.
После смерти богохульника раввин Я.И. Мазэ сказал: «мы будем молиться о Толстом, как о еврейском праведнике».
Кагал не забыл слов графа:
- «Еврей – это святое существо, которое добыло с неба вечный огонь и просветило им землю и живущих на ней. Он- родник и источник, из которого все остальные народа почерпнули свои религии и веры….
Еврей – первооткрыватель свободы. Даже в те первобытные времена, когда народ делился на два класса, на господ и рабов, Моисеево учение запрещало держать человека в рабстве больше шести лет.
Еврей – символ гражданской и религиозной терпимости. В деле веротерпимости еврейская религия далека не только от того, чтобы вербовать приверженцев, а, напротив, талмуд предписывает, что если нееврей хочет перейти в еврейскую веру, то должно разъяснить ему, как тяжело быть евреем , и что праведники других народов тоже унаследуют царство небесное…
Еврей вечен. Он - олицетворение вечности».
О, скоро, совсем скоро «вечный еврей» покажет России и свою святость, и свою культуру, и свою религиозную терпимость…
ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ ПЕРЕД СУДОМ «ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ»
Владимир Грингмут (1851-1907)
Впервые опубликовано: «Московские ведомости», 1903.-№ 121.
Вопросы церковные не сходят со страниц нашей светской печати.
На первый взгляд этому можно было бы только радоваться. В самом деле, если наше «интеллигентное» общество так интересуется Церковью, то это может быть потому, что оно, во-первых, стало менее интересоваться светскими вопросами, а во-вторых, потому что оно чувствует потребность вернуться в лоно Церкви, из которого оно, по своему легкомыслию, самовольно себя удалило.
Если бы таковы были действительные причины того интереса, который наша «интеллигенция» ныне так усиленно стала проявлять к церковным вопросам, то мы первые от всей души приветствовали бы это явление, как в высшей степени желательное.
Но, к сожалению, такое предположение не находит себе реального оправдания. Интерес к церковным вопросам нисколько не заслонил собой у нашей «интеллигенции» ее интереса к вопросам светским, уровень которых за последнее время не только не повысился, но даже значительно понизился. К тому же то невежественное легкомыслие, с которым «интеллигенция» трактует светские вопросы, переносится ею и на вопросы церковные, которые она не столько решает, сколько оскверняет пошлостью своих взглядов и рассуждений.
Что же касается желания «интеллигенции» вернуться в лоно Церкви, то это лишь благовидный предлог, прикрывающий собой совершенно иные цели.
В самом деле, можно ли предполагать, что такое искреннее желание присуще всей нашей «интеллигенции»? Если бы наша «интеллигенция» представляла собой какую-нибудь замкнутую партию людей, солидарных между собой и отвечающих друг за друга в своих стремлениях и желаниях, то мы могли бы ожидать от них какого-либо общего стремления к Церкви.
Но мы не можем даже сказать, чтобы та единственная связь, которая соединяет всех наших интеллигентов – их невежественное легкомыслие,- у всех них стояло на одном и том же общем для всех уровне. И легкомыслие, и невежество отличаются у наших «интеллигентов» массой различных ступеней и оттенков и входят между собой в самые разнообразные комбинации.
Ввиду этого можно, конечно, предположить, что, по всей вероятности, есть немало отдельных «интеллигентов», которые, отличаясь наименьшей степенью легкомыслия и невежества, чувствуют действительную потребность и искреннее желание вернуться у Церкви и войти с верой и благоговением под ее святую и благодатную сень. Кто не знает таких отрадных примеров, и никто не скажет ни одного случая, когда бы Церковь не открывала бы с истинной материнской любовью своих всепрощающих объятий таким искренно кающимся грешникам.
Если бы таковыми именно грешниками, жаждущими церковной благодати, были ВСЕ наши «интеллигенты», то русское общество находилось бы накануне своего коренного нравственного обновления, накануне того лучезарного дня, когда русская «интеллигенция» слилась бы навеки с Русским народом в общей православной вере в Церковь Христову.
Но, увы, до этого дня нам еще очень далеко, да и наступит ли он когда-нибудь? Как бы многочисленны ни были упоминаемые нами выше примеры искреннего раскаяния «интеллигентов», примеры эти остаются все-таки лишь единичными, теряющимися в общей массе нашей «интеллигенции», которая не только не думает о каком-либо нравственном раскаянии, но с кичливой надменностью ПРИЗЫВАЕТ САМУЮ ЦЕРКОВЬ К ПОКАЯНИЮ ПЕРЕД «ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ» В КАКИХ-ТО ЕЕ ПРЕГРЕШЕНИЯХ!
Разве мы не видим, как на каждом шагу «интеллигенты» в своих статьях и речах творят суд и расправу над Вселенской Церковью, пользуясь всем кляузническим аппаратом современных присяжных софистов? У них, в сущности, та же самая цель, которая была у книжников и фарисеев, желавших «обольстить словом» Спасителя, о которых нам повествуют Св. Евангелисты Матвей, Марк и Лука:
- «И взыскаша архиереи и книжницы возложити нань руце в той час и убояшася народа; и наблюдшее, послаша лаятелей, притворяющих себе праведники бытии, да имут Его в словеси, ибо еже предати его начальству и области игемонове. И вопросиша Его, глаголющее: Учителю, веемы, яко право глаголеши и учиши и не на лица зриши, но воистину пути Божию учиши. Достоит ли нам Кесареви дань даяти, или ни?
Разумев же Иисус лукавство их, рече: что Мя искушаете, лицемерии?!»
Кому неизвестны современные «лаятели», которые фарисейски подходят к представителям Церкви, «притворяясь праведниками», и сказав им несколько льстивых слов, внезапно ставят им какой-нибудь коварный софистический вопрос, чтобы поймать их на ответе и предать в лице их всю Церковь на глумление народное, как на учреждение вредное, подлежащее полному уничтожению?
Что же отвечают им представители Церкви? Те из них, которые, подобно самому Спасителю, ясно видят все «лукавство» и «лицемерие» этих мнимо праведных «лаятелей», отвечают им с тем же достоинством и с той же меткостью, с какими некогда Сам Спаситель отвечал искушавшим Его фарисеям.
Но, к сожалению, встречаются и близорукие простецы, дающие себя «обольстить словом», и слепо верящие соблазнительным словам лицемеров, «притворяющих себя праведники быти».
Они теряются, не находят, что ответить на поставленные им лукавые вопросы, и готовы даже преклониться перед умственным превосходством и мнимой ученостью своих вопросителей. Это те жалкие люди, которые, несмотря на свой духовный сан, совершенно обмирщились в постоянном соприкосновении с нашим легкомысленным, невежественным обществом и совершенно утратили возможность стоять выше, чувствовать глубже и видеть дальше его.
Чего же ожидать от этих рясофорных «интеллигентов», которые образовали свой ум не на святоотеческих творениях, а на «творениях» современных беллетристов? Как же ТАКИМ представителям Церкви не становиться в тупик перед софизмами современных «лаятелей»?
Но можно ли хоть на минуту допустить, чтобы эти софизмы могли бы сколько-нибудь смутить истинных представителей Церкви, хотя бы, например, Филарета Московского, Феофана Затворника, Амвросия Оптинского, Серафима Саровского, Варнаву Черниговского, Иоанна Кронштадского и великих современных архипастырей наших, созвышающихся спасительными светочами над морем нашей бушующей «интеллигенции»?
А тенденция современных фарисеев совершенно очевидна. Так же как и древние фарисеи, они измышляют и ставят свои духовные вопросы не ради праздного словопрения, а дабы дискредитировать Православную Церковь, лишить ее божественного авторитета в глазах народа и Правительства и подготовить этим ее окончательное упразднение.
Точно так же, как Спасителя ненавидели фарисеи за то, что Он беспощадно уличал их в лицемерии, точно так же и «интеллигенты» наши ненавидят Его Церковь, уличающую их в лукавстве и ставящую еще некоторые пределы их необузданному произволу.
Они уже самовольно освободились от многих стеснявших их церковных догматов, законов и обрядов. Но этого им мало: они хотят истребить ВСЕ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ ДОГМАТЫ, не говоря уже о законах и обрядах, которые они просто перестали соблюдать.
Они всю свою жизнь очень легко обходятся без постов и говения, без молитв и причащения, совершенно игнорируя даже существование Церкви. Лишь в одном жизненном вопросе им приходится еще считаться с Церковью – в вопросе брачном: вот почему они с таким бешенством набросились теперь на брачные законы Церкви, как на последнюю крепкую ее позицию. А встречая на свеем пути неугодное их пошлым инстинктам воззрение Отцов Церкви на святую чистоту брака, они, кстати, с такой же яростью нападают и на Святых Отцов, и на всю аскезу христианской Церкви, столь тесно связанную с основной верой христианства В НАИБОЛЕЕ ВАЖНУУ, ЗАГРОБНУЮ, ВЕЧНУЮ часть жизни человека. Уже из одного их стремления думать лишь о своей земной жизни и превратить ее в какую-то веселенькую оперетку – видна вся низменная подкладка их «великого учения».
Церковью же они интересуются лишь с той целью, чтобы найти в ней слабую, по их мнению, сторону, учинить над этой слабой стороной «интеллигентскую» инквизицию и затем обратиться к народу и Правительству с громкими криками: «распни, распни Ее».
Кстати, во Франции ее уже и распинают.
Что же это мы-то отстали от этой «просвещенной нации», давно уже упразднившей церковные брачные законы и столь успешно развращающей народ, приучая его к брачному распутству, о котором так вздыхают наши «интеллигенты»?
